Читать книгу - "Телевизор. Исповедь одного шпиона - Борис Мячин"

Я остановился у Ивана Перфильевича и попытался вернуться к обычной жизни. Но что есть обычная жизнь? Бродить по Петербургу, смотреть на замерзшую Неву, на веселые саночные катания; смотреть на офицеров, целующихся с гувернантками, и постоянно вспоминать о том, что и я мог бы быть одним из них, если бы тогда, в Лейпциге, отказал Василию Яковлевичу и не поехал бы в Венецию… В конце концов, княжна была права: нужно делать свою судьбу самому, а не плыть по течению, не ждать царской милости, не…

Как-то раз я вернулся домой в дурном настроении. Я упал на кровать и попытался увидеть того, кто наградил меня этим даром. Я собрал все свои душевные силы, чтобы обратиться к тому неведомому богу, который выбрал меня на эту роль, на должность телевизора на этой планете, чтобы спросить, наконец, чего хочет он от меня, и что я должен предпринять для того чтобы не чувствовать более разлада между этим миром и тем, – я сосредоточился, напрягся, – и не увидел ничего; не было никакой силы, выбравшей меня, никакого ангела с фузеей; были только тьма и пустота.

Никакой причины не было. Молнии, дурацкие кометы, ангелы, боги, – все было неверным решением, все не сходилось с ответом в конце учебника. И я подумал вдруг, что я просто ошибка природы; так бывает, когда в семье рождается урод. Вот такой я, странный, неудобоваримый альбинос. Я выкидыш, опечатка в учебнике немецкой грамматики. Такие как я просто не должны жить, оттого мне так и плохо. Но это не значит, что я не должен жить; это значит только то, что я не буду жить как все, у меня не будет жены и семьи, и теплого халата, и детской погремушки, вот и всё! Я стану кочевником, как калмыки, буду ходить по земле и просто смотреть по сторонам, что-то говорить, что-то делать, писать какие-нибудь дурацкие статьи в журналы, и по мере своих сил исправлять то зло, которое я увижу; я буду жить, вопреки всему, вопреки своей бедности и никчемности, вопреки той ошибке, которая породила меня на свет.

* * *

Я лежал на кровати и читал Астрею, как вдруг услышал: кто-то кидает в окно камешки. Я выглянул и увидел, как и тогда, четыре или пять лет тому назад, премьер-министра Мишку Желвакова; только тогда шел дождь, а теперь снег, и Мишка, конечно, повзрослел, и обзавелся усами. Я бросился к нему; мы обнялись.

– Абалдеть! – счастливо проговорил премьер-министр. – Муха! Вот так чудо в перьях!

Я рассказывал ему о своих злоключениях, а он мне – о своих, о том, как он со своим хозяином, армянским ювелиром, ездил в Амстердам, за каким-то особенно ценным алмазом для графа Григория Орлова, которым падший фаворит пытался вернуть милость императрицы^[385]; ничего не вышло, Екатерина не соблазнилась подарком; она просто забрала алмаз, но и Григорию ничего уже не давала.

– Ба, да ты же не знаешь ничего! – воскликнул Мишка. – У императрицы новый фаворит, Потемкин… Не люб более старый Гришка Е. И. В., другого Гришку ей подавай, молодого и дерзкого… Мелодрама!

Да, у нее есть эта чисто женская склонность к мелодрамам, подумал я; поэтому она так громко хлопала тогда, на премьере Заиры; она любит слезливые сцены и постоянно разыгрывает их в своей жизни.

– Слушай, Мишка, – сказал я. – У меня есть одна идея, просветительского свойства. В общем… не хочешь ли ты издавать свой собственный журнал? Чтобы в нем печатались новости обо всем, что творится в мире…