Читать книгу - "Волхитка - Николай Гайдук"

Чернобровая «погибель» ходила так, что доски прогибались в горнице – жена была сдобная, крепкотелая. И рука у неё – как пудовый утюг. Стыдно признаться, но порой перепадало мужу на орехи, когда жена была не в духе или когда он явно провинился. А тут вина его была такая – хоть в прорубь головой.

Судите сами. На ярмарку в город Федот Федотыч уезжал, как барин: на белой тройке резвых рысаков, а домой вернулся «верхом на черной кочерге», если верить сердитой хозяйке: тридцать лет уже мается бедная с этим распроклятым «аликом».

При помощи рассола и тумаков жена поставила пропойцу на ноги и погнала в шеяку:

– Иди, ищи коней, где хочешь! Пешкой домой не возвертайся – и на порог не пущу!

Он только вздохнул в ответ и руку зачем-то к пустой голове приложил:

– Есть, товарищ командир, – пробормотал заупокойным голосом.

Одевшись потеплее, бедолага вышел на крыльцо, заиндевелое от мороза.

«Лошадей теперь уж волк задрал в тайге, либо морозяка!» – подумал горемычный, выходя за калитку.

Он понуро шёл по улице и думал, у кого бы день-другой пересидеть, да и похмелиться бы не помешало. А искать? Что толку. Только ноги бить напрасно.

И всё-таки несчастный тот Федот Федотыч для очистки совести по окрестным деревенькам побродил, заглянул на станцию – в буфете продавали дешевенький портвейн. За рюмочкой винца он разговорился с мужиками и неожиданно ему повезло. Доброхоты подсказали: там-то и там-то видели коней, слышали звон колокольчика…

24

Вечерело, когда раздолинский ходок добрался до нужного места. Кони за сараем почуяли хозяина, подали голос – радостное ржание расплескалось в морозном воздухе и улетало в стылый стозвонный березняк за огородом… Федот Федотыч, спотыкаясь, кинулся к своим залётным и только что в ответ им не заржал: уж так он был доволен, так доволен дорогой находкой…

В доме Стреляных в этот час готовились ужинать. Самовар пыхтел на столе, в чашках дымились вкусные вареники.

Старший сын припозднился, играя во дворе. Вошёл раскрасневшийся и, раздеваясь, удивленно пожаловался:

– Пап, там какой-то дяденька целуется с нашим конём!

Проголодавшийся папка уже вареник вилкой подцепил и укусить хотел, но замер с полуоткрытым ртом.

– Целуется?.. Ну, люди! Зальют шары и лезут!

Отодвигая аппетитные вареники и проглатывая слюну, хозяин встал из-за стола, белую шляпу надел и с нехорошим предчувствием направился во двор.

Снег сильно скрипел на морозе. В черно-синем небе над деревней калилась крупная звёздная россыпь.

За сараем, где Стреляный обустроил временное стойло, слышался чей-то приглушённый радостный голос. Кони фыркали и переступали, топоча подковами по деревянному настилу.

Раздолинский мужичок, увидев Стреляного, бухнулся на колени и слёзным голосом запричитал:

– Мил-человек! Христом богом молю! Сжалься! Отдай мне тройку! Знаю: твоя она теперь! Пропала бы в тайге!.. Но сжалься, не казни! Хозяйка меня съест!

Сердце упало у Евдоки; он ругнулся про себя. Постоял, печальными глазами глядя на коней, которые – как думал он все эти дни – будто бы с неба к нему прилетели. А на самом-то деле – всё куда как проще.

– Подымайся, пойдём, – не скрывая огорчения, сказал Евдока. – Там вареники стынут.

В избе познакомились. Разговорились, ужиная. Правда, ужинал один Евдока, а Федот Федотыч даже вареника не мог проглотить – некогда было: всё уговаривал отдать коней.

Стреляный долго ничего не говорил. Мрачнел.

– Коней, конечно, я тебе верну, хотя и жалко, – признался он, в конце концов. – Только и ты, Федот Федотыч, должен уступить.

– А что я должен? Я готов!

Евдока помолчал, смущённо царапая темя.

– Понимаешь ли, у нас в роду широкая душа: от плеча до плеча – как от Юга до Севера! В общем… Кха-кха… – Он ударил кулаком по столешнице. – Подарил бы ты мне эту волшебную шляпу!

Несколько секунд они молча смотрели друг на друга.

– Только и делов? Согласный! – воскликнул повеселевший гость и, вилкой проколов вареник, стал жевать. – Бери, мил-человек! Носи на здоровье!

И опять Евдока темя поцарапал.

– Федотыч, но это не всё. Я ж говорю: у нас широкая душа… Так что время от времени – когда душа попросит! – я или ты, или вместе… будем катать мою белую шляпу на тройке лихих рысаков!

Мужичок изумленно икнул и вареником едва не подавился.

Но возразить не посмел.

– Только и делов? – опять сказал он, правда, уже с наигранным весельем. – Ну, если надо, значит, покатаем. Об чём разговор?

На том и порешили, расставаясь. Ночевать Федот Федотыч не захотел оставаться, поехал до дому – жену торопился обрадовать.

Стреляный, понурив голову, постоял на опустевшем морозном подворье. Грустно улыбнулся и вздохнул: «Добрый дух предков меня отыскал! А я совсем уж было поверил в сказку. И не мальчик вроде, а купился… Ну да ладно! Всё равно – спасибо мужику, помог он мне душой встряхнуться на этой белой тройке да в белой шляпе! А то опять, наверное, с Матёрым бы спутался. Где он, интересно? Что с ним?..»

Евдокиму всю ночь не спалось. Он то и дело выходил на крылечко. Курил. Смотрел на морозные рисунки созвездий. И чем дольше он смотрел на небо, тем яснее, светлее проступал над миром чудотворный образ…

Ощущая жгучее волнение, он достал из-за печки сухую широкую доску из липы, гладенькую, без сучка, без задоринки. Доска, давно хранившаяся там, уже была готова для письма: загрунтована, закрашена; лицевая сторона оклеена холстиной, поверх которой лежал левкас – грунт под роспись; надёжный, в несколько слоев и светлее самых светлых сливок.

Внутренним взором Стреляный видел уже на этой доске загадку века, тайну мастеров – икону Беловодской Богоматери.

Работалось легко, счастливо, споро, хотя и с небывалым напряженьем мысли; душа была готова для этого труда и подоспела та чудесная минута, какую называют вдохновеньем; тут не художник двигает рукой, а божья воля повелевает и словно шепчет мастеру, когда и где нужно поставить золотую точку.

* * *

Тихо было кругом и светло от высокой морозной луны. Земля, как много-много веков назад, продолжала свой бесконечный полет в мирозданье; поскрипывала где-то в сердцевине промороженная ось, убаюкивая села, деревни, города; но не спал какой-то вселенский Высший Разум, однажды отправивший планету в бессмертный бег, осенив её добром, любовью, верой, как осеняют родное дитя…

Что же сегодня случилось с некогда дивным ребенком? Кто сбил его с прямого честного пути? Кто зачеркнул святое «Не убий!» и выстудил в сердцах живительное чувство благодарности Природе – чудотворной силе, помогающей прийти в этот мир в человеческом облике, принести с собой нежную душу – не камень за пазухой! – и оставаться человеком до смертного креста?