Читать книгу - "Ложная красота - Наталья Кочетова"

Так звала его только мама, когда-то очень давно, в детстве, и только тогда, когда за этим «Иван» должно было последовать либо наказание, либо допрос. Допрос с пристрастием, и всегда на тему «признайся честно, что натворил Игнат». Да и наказание ему в основном доставалось несправедливо, и почти всегда из-за меня. Но он никогда не жаловался, никогда не выдавал меня, не винил. Он был за меня горой. Так же, как и я за него. Наш тандем был неразлучим. Наша дружба была нерушима. Как же давно это было… И как же мне этого не хватало…

Брат наконец соизволил повернуть ко мне лицо. Окинул безразличным взглядом. И я снова заметил расширенные зрачки и покрасневшие белки глаз, слегка плывущий взгляд, и мои руки сами собой сжались в кулаки.

— А что происходит? — Спросил Ваня, поджав губы.

А что происходит. Да ничего. Все просто супер! Я чуть не заорал на него и непонятно как сдержался. Я даже не знал, как оформить в слова свои ощущения. Мне казалось, что все катится в тартарары. Мне казалось, что мой брат, мой ответственный, целеустремленный, полный амбиций, серьезно настроенный брат, превращается в тупого, ленивого бездельника, деграданта и наркомана. Он же не такой. Он совсем не такой. Мне всегда казалось, что его нельзя сломать. Он всегда был сильным. Он всегда был сильнее меня, более рассудительным, зрелым, что ли. Даже после аварии, когда я забросил все свои занятия, забил на все свои увлечения, учебу и интересы, и просто бесцельно существовал, Ваня оставался собран и решителен. Он не мог продолжать тренироваться и планировать желанное спортивное будущее, но он не сдался. Он бросил все силы на восстановление покалеченной ноги, сосредоточился на учебе и, казалось, построил в своей голове новый план, новый путь.

У него была лишь одна слабость. Кира. Девушка, которая никогда не принадлежала ему, да и не могла принадлежать.

Да неужели все из-за нее? Все из-за… любви? Из-за дурацкой неразделенной любви?!

— Ты собирался работать. Ну… с этим, как там его… важной шишкой… адвокатом. Ты был серьезно настроен. Бегал к нему, просился, а теперь вот так просто… «в жопу»? — Начал я объяснять, на что брат лишь фыркнул и взмахнул рукой.

— Бегал, да… — Скривился брат и, по-идиотски хихикнув, добавил — А потом перестал.

Я почувствовал, как сжимается моя челюсть от его слов. Так сильно, что зубы скрипят и едва не крошатся. Как перекатываются под кожей желваки. И как просыпается мой старый добрый друг — чувство вины. Как оно скребется о ребра и грызет меня изнутри.

Снова. Снова этот проклятый бег. Снова эти намеки. Снова плевок в душу и напоминание о его разрушенной мечте. Снова это ощущение ненависти к себе, что словно клубок ядовитых змей закручивается и закручивается в районе солнечного сплетения. Все сильнее и сильнее. Снова это невыносимое ощущение падения, куда-то далеко-далеко, в ледяную пропасть. И моя сегодняшняя ошибка… она только добавляет скорости. Так что я уже не просто падаю, я лечу на предельных оборотах, и вот-вот разобьюсь, утащив с собой и разрушив еще несколько жизней.

Нет, виновата не какая-то там глупая безответная любовь. Себе-то хоть врать не стоит. В том, что происходило в жизни моего брата, виноват был только я. Только я был виноват и в том, что случилось с Полиной. Только я нес ответственность за все происходящее, и только я должен был все исправить.

Глава 22

— Вы бы еще в шесть утра пришли, молодой человек. Все пациенты на процедурах в такое время. — Недовольно выплюнула худая, как жердь, девушка-медсестра и взглянула на меня чуть ли не как на преступника. Поджала губы и демонстративно отвернулась, всем своим видом показывая, что разговор окончен. Поправила маленькую несуразную елочку, украшенную блестящим жиденьким дождиком, и с деловитым видом уставилась в журнал.

Мне некогда было ждать часов приема, я в девять должен был быть на работе, так что мне не оставалось ничего иного, как вытащить из пакета купленную для Полины шоколадку и молча подсунуть девушке под журнал, который она бесцельно листала, перебирая тонкими пальцами. Заметив подношение, медсестра окинула меня критическим взглядом за толстыми линзами очков, и скривилась.

— Это что, взятка?

Я едва сдержал себя, чтоб не прыснуть. Взятка. Будто она какой-то великий чиновник. С трудом нацепив на лицо некое подобие любезной улыбки, я поспешил ее успокоить.

— Ну что вы, девушка. Это просто… эм… презент. Новый год же скоро. — Выдал я, заставляя себя приветливо лыбиться. — С наступающим.

Девушка вздохнула, но заметно смягчилась. Неторопливо перелистнула страницы и сказала:

— Двести четырнадцатая. Прямо и направо. — Назвала номер палаты, махнув в сторону рукой, и я, криво усмехнувшись и поблагодарив, тут же поспешил в нужном направлении по увешанному мишурой и безвкусными бумажными снежинками коридору.

Но подойдя к двери, вдруг растерял всю свою прыть. Стушевался. Внутри набежало странное волнение, и я даже не знал, чем оно было вызвано. Возможно чувством стыда? Мне действительно было стыдно, и мне действительно было жаль, что по моей вине Полина оказалась в этих стенах. Да еще и в канун нового года. Я был очень виноват. Очень. Наверное, поэтому я волновался и переживал, не зная, как теперь спокойно смотреть в глаза моему Пришельцу.

Взглянул на часы. Время поджимало, мяться и тупить было совсем не к месту.

Переведя дыхание, заставил себя собраться с силами, дернул дверь и вошел. Палата оказалась пуста. Очевидно, Полина была на тех самых процедурах, что упоминала медсестра. И вышла она, скорее всего, совсем недавно: на тумбочке стояла все еще горячая чашка чая, над которой вверх поднимался пар, на подушке валялся телефон с наушниками, из которых едва слышно доносилась музыка (а разве можно при сотрясении слушать музыку?), чуть ниже лежал развернутый альбом и карандаш.

Я потоптался на месте, не зная, как правильнее было бы поступить: подождать снаружи или остаться здесь. И уже было решил, что верным было бы дождаться Полину в коридоре, когда взгляд зацепился за рисунок, изображенный в альбоме. Зацепился всего на долю секунды, боковым зрением, я даже не успел ничего понять, но что-то такое смутное, неосознанное трепыхнулось внутри, подталкивая меня, дергая, словно беспомощную рыбу, попавшуюся на крючок, и я, тихо прикрыв дверь за спиной, сделал шаг к кровати.

А то, что было дальше, я помню плохо. Я просто сделал шаг и будто провалился в пропасть, на поверхности которой осталась только одна мысль, или даже