Читать книгу - "Шляпу можешь не снимать. Эссе о костюме и культуре - Линор Горалик"

Такое осторожное определение, очевидно, решает некоторые проблемы, но оставляет открытым вопрос о том, что считать «элементами туалета». Включать ли в эту категорию пищевую пленку для обертывания, пользующуюся относительной популярностью в BDSM[1]-среде, или пресловутые «несколько капель Chanel No 5», которые «надевала» в постель светлой памяти Мэрилин Монро[2]? И если включать – то как далеко мы оказываемся от вопроса о том, считать ли «эротическим костюмом» практики, связанные с модификациями самого тела, – например, с интимными стрижками («…украшайте цветами или стразами», советует мануал «Сексуальная игра» (Sex Play) известной секс-гуру Энн Хупер[3])? С подкрашиванием сосков или гениталий? Наконец, с распусканием длинных волос (медленное стягивание резинки и махание головой из стороны в сторону с опасной амплитудой, превращающие героиню нехитрого фильма из скромной учительницы в похотливую фурию, – или скромное расплетание косички, свойственное нам, простым смертным)?

Эротический костюм – это иногда еще и отсутствие костюма, по смыслу совершенно противоположное наготе. Нагота подразумевает самостоятельность тела как объекта, отмену маркировки, которую «наносит» на него любой костюм. Эротический костюм – это предложение иной маркировки, иной «разметки» тела, – так политическая карта местности заменяется, скажем, топографической: местность все та же, но восприятие ее иное, и, безусловно, прагматические применения такой карты оказываются иными по определению – как до этого оказались иными запросы, сделавшие такую карту необходимой.

Фетиш, табу, тотем

Очевидная мысль о том, что само существование эротического костюма возможно лишь благодаря работающему в каждом из нас механизму фетишизации, не требует лишнего распространения, но предлагает, как мне кажется, несколько занимательных поворотов темы. Так, в первую очередь представляется важным помнить, что разговор о моде как таковой теряет всякий смысл без разговора о фетишах, их конструировании и их легитимизации. Тут эротический костюм не уникален – уникальны, скорее, конкретные механизмы этих конструкций в применении к нему. Здесь, очевидно, будет уместным каламбур об «обнажении приема»: действительно, когда речь идет об эротическом костюме, техники фетишизации очень часто теряют тонкость, интенции – завуалированность (кстати, не любому фетишу такое обнажение приема идет на пользу: мы еще будем говорить о крайне неочевидной, в традиционном понимании, «эротичности» некоторых эротических костюмов, чьи обладатели не приходят в восторг от незамысловатой прямолинейности ассортимента костюмных отделов в секс-шопах).

При рассмотрении эротического костюма (как темы и как непосредственного объекта), по-видимому, хорошо обнажаются механизмы зарождения и функционирования фетишей в нашем сознании. Здесь, как нигде, легко наблюдать тонкий баланс между запретным и дозволенным, без которого ни один змеиный позвонок не становится фетишем, а ни один предмет костюма – эротическим. Запретное и дозволенное смешиваются здесь в уникальных для каждого носителя пропорциях для достижения индивидуального эффекта, как при создании коктейлей Screwdriver и Drivescrewer[4]. Так, например, когда указатель на шкале смещен до предела в область «дозволенного», мы оперируем вызывающе провокативными костюмами – например, костюмом «секс-работницы» или «экзотической танцовщицы»; когда указатель смещен до предела в сторону «запретного», мы, в зависимости от персональных склонностей, имеем дело с костюмом «начальницы» или с двумя хвостиками. Чтобы лучше проиллюстрировать эту идею, я бы предложила читателю превратить последнее высказывание из Screwdriver-a в Drivescrewer, а именно – поменять в нем местами слова «дозволенного» и «запретного». Мне видится, что такая перемена мест слагаемых не изменит результата: все дело только в том, как каждый из нас (в том числе читатель и автор) интерпретируют понятия «дозволенного» и «запретного» и взаимодействуют с ними в собственном субъективном мире. В качестве дополнительного упражнения можно погонять бегунок по шкале в ту или иную сторону – например, целенаправленно пытаясь получить ту точку, в которой для экспериментатора располагается, скажем, костюм медсестры или русалки – если, конечно, эти костюмы вообще находятся в пределах его индивидуального набора фетишей, табу и тотемов.

Бытование эротического костюма: работа с догадками

Особенности бытования эротического костюма представляют собой, пожалуй, самую серьезную препону на пути всякого исследователя темы, поскольку это та разновидность нашей одежды, которую мы фактически не можем широко наблюдать в ее нормальном жизненном цикле – и, соответственно, фактически не можем делать достоверных высказываний о ее конечном употреблении. Наши представления о бытовании эротического костюма ограничены ровно так же, как наши представления о сексе. Источниками информации могут служить наш собственный субъективный опыт, ограниченные и не всегда заслуживающие полного доверия рассказы наших личных знакомых, медиа – в диапазоне от глянцевых журналов и книг до массового кино, в лучшем случае – профильные вечеринки и разнопрофильные клубы (что, некоторым образом, все-таки укладывается в понятие «личного опыта», пусть и с большей возможностью наблюдения за другими). Эротический костюм не увидишь на улице, его невозможно наблюдать в гостях и в местах народных скоплений (за редкими исключениями). В тех же ситуациях, когда нам предлагается смотреть на не принадлежащие непосредственно нам или нашим партнерам эротические костюмы (кино, журналы, магазины белья, секс-шопы, модные показы, порнофильмы и другие варианты), сам формат зачастую исключает всякое предположение о подлинности представляемых нам сцен бытования данной разновидности костюма. Систематизированные опросы, иногда проводимые и публикуемые разными академическими и социологическими инстанциями, во-первых, оставляют некоторое сомнение в искренности отвечающих в силу чувствительности темы, а во-вторых, естественно, сильно склоняют читателя к интерпретации и реинтерпретации, не решая при этом проблемы недостаточного непосредственного наблюдения за предметом исследования. Возможно, лучший материал дают маркетинговые исследования фирм-производителей, – но, во-первых, получить доступ к этим материалам практически невозможно, а во-вторых, и их достоверность, насколько известно автору этого эссе из ее работы маркетологом, всерьез оставляет желать лучшего.

Таким образом, мы оказываемся в положении многих советских американистов, которым редко доводилось наблюдать объект исследований в непосредственной близости. Личный же разговор об эротическом костюме, претендующий хоть на какую-то опосредованность высказывания, ставит собеседников в позицию туристов из разных стран, встретившихся на чужой территории и с недоумением обсуждающих особенности своих национальных охот, демонстрируя друг другу удивительную способность людей зачастую использовать одно и то же слово для обозначения едва соприкасающихся в смысловом плане понятий.

Описав все эти трудности и попытавшись, таким образом, заработать некоторое снисхождение читателя, я попробую приступить к самому предмету разговора.

Прагматика эротического костюма

Развивая тему различения «эротического костюма» в сравнении с костюмом «обычным» следует, конечно, упомянуть разницу в прагматике их применения. По очень многим прагматическим параметрам эротический костюм не отличается от основных разновидностей костюма в целом: речь, конечно, идет о параметрах, связанных с вопросами костюма как средства межличностных коммуникаций, маркировки статуса, выражения «я» носителя. Но при этом различия в прагматике эротического костюма