Читать книгу - "Ход убийцы - Песах Амнуэль"

показаний, говорить нужно о мужчине лет сорока пяти, лысоватом, чуть выше среднего роста. Очень типичная наружность, настолько типичная, что на таких людей обычно не обращают внимания. Смотрите, в первый раз он был одет в форму карабинера и потому свидетели о нем вообще не упомянули. Если бы вы знали, сколько пришлось потратить усилий, чтобы выколотить показания! Спрашиваешь одно и то же сто раз, и свидетель перечисляет одних и тех же лиц. «Точно ли, что больше никого поблизости не было? — спрашиваю. — Например, почтальона, сапожника, который обычно сидит в будке на углу… Кого угодно, пусть даже приблудной собаки, на которую не обращаешь внимания!» На сто первый раз вспоминают: ах, господин следователь, там же еще карабинер проходил, такой плотный мужчина лет сорока пяти… Почему сразу не сказали? Так вы про карабинеров не спрашивали…

— Ясно, ясно, — перебил следователя бригадир. — Что говорят остальные?

— Второй раз этот человек был на месте происшествия в грязном костюме мусорщика. За несколько домов от того, где был обнаружен труп Сесто Брускантини, стояла мусоровозка, и потому мусорщик как бы вписался в пейзаж, став его столь же неотъемлемой частью, как фонтанчик на углу. Никто внимания не обратил… В третий раз этот человек действительно был почтальоном, его видели по крайней мере три свидетеля, не посчитавших нужным упомянуть это обстоятельство. Эти остолопы уверяли меня, что у дома, из которого стреляли в банкира, не было ни одной живой души. А почтальон? Так он же только раскладывал корреспонденцию! Нет, вы подумайте, какова тупость!

Бригадир имел свои соображения о границах тупости населения Анконы, но предпочел держать их при себе.

— А в кафе он, естественно, нарядился официантом? — иронически осведомился Тати.

— Именно! — воскликнул Бергонци. — У нас полный словесный портрет. Одно и то же лицо.

— Ну, знаете ли, — рассердился бригадир, — чепуха все это! Аннина сама готовила кофе, а Карло сам отнес его клиенту. Вы подозреваете Карло?

— Нет, бригадир, — усмехнулся Бергонци. — Карло — тощий и молодой. Он взял чашечку и поставил на столик перед Гуэльфи. Тот не успел отпить даже глотка, как появился второй официант и заменил одну чашечку другой, точно такой же.

— С чего это вы взяли?

— Во-первых, Аннина обнаружила пропажу одной кофейной чашечки. Сначала она не обратила внимания, чашки в кафе исчезают регулярно. Во-вторых, трое посетителей указали на то, что среди официантов в тот день был один, им не знакомый. Но и официанты в «Лючии» меняются, как перчатки, так что это никого не удивило. А вспомнил об этом некий Ромеро на третьем по счету допросе. И то только потому, что удивился — почему он видел этого нового официанта только один день, его что, сразу уволили?

— Ну-ну, — заинтересованно сказал Тати, — вы уже составили фоторобот?

— Конечно, бригадир. Теперь люди, надо думать, будут обращать внимание не только на длинноногих блондинок.

Тати хмыкнул и заперся в кабинете — ждать телефонного звонка. У него была своя линия расследования. На показания случайных свидетелей он не рассчитывал и потому с упорством карточного шулера ежедневно перетасовывал колоду своих карабинеров, расставляя их поблизости от городских таксофонов. На все таксофоны людей, естественно, не хватало, но бригадир надеялся, что теория вероятностей хотя бы раз позволит выиграть в эту лотерею.

Сидя за столом, он продолжал размышлять об очень уж умных маньяках, помешанных на шахматах, и пытался вспомнить мысль, мелькнувшую у него ночью, когда он вставал в туалет. Мысль исчезла, не оставив следа, едва он вновь нырнул под одеяло. Здравая была мысль, но — какая?..

Телефонный аппарат на столе бригадира уж две недели назад заменили на последнюю модель «Панасоника», показывавшую номер телефона, с которого производился набор. Рядом стоял еще один аппарат, и бригадир мог, не прерывая разговора, сообщить патрульной машине, куда надлежит мчаться. Последнее время преступник предпочитал звонить с юго-западной окраины города, бригадир именно там сосредоточил большую часть своих людей и сейчас опасался, что убийца мог раскусить его тактику и звонить теперь из другого конца Анконы.

Звонок раздался, как обычно, в десять часов.

— Ошибочный ход, бригадир, — сказал хриплый голос. — Я иду ферзем на f4 и следующим ходом объявляю шах.

Трубку положили, но Тати, естественно, успел записать номер автомата. Убийца действительно раскусил его тактику. Звонок был междугородним — звонили из соседнего города Менчидо, сорок пять километров по Римскому шоссе.

* * *

— Он на самом деле может объявить шах? — мрачно спросил бригадир.

Шахматисты сгрудились над доской и переставляли фигуры с такой скоростью, что Тати давно потерял надежду понять смысл.

— Может, — сказал Менотти. — Но мы пойдем вот так… или так… и тогда шах следующим ходом объявят белые. Черным придется отойти ферзем на седьмую горизонталь и…

— Так объявит он шах или нет? — вскричал бригадир.

— Нет, — твердо сказал Менотти, — потому что мы пойдем конем на h3.

* * *

Ночью бригадир вышел в туалет с твердым намерением, если потерянная вчера мысль вновь придет в голову, немедленно записать ее на листке бумаги. Мысль не вернулась, но, уже засыпая, Тати все-таки ухватил ее кончик. Утром у него болела голова, и он был уверен, что идея никогда больше не даст о себе знать.

Однако пути подсознания неисповедимы, как неисповедимы пути Господни. По дороге в участок Тати вспомнил и первую мысль, и вторую, объединил их и, вместо того, чтобы ехать к себе, повернул машину в сторону мэрии. По рации связался с сержантом Донати и дал кое-какие указания.

В кабинет мэра бригадира пропустили без долгих церемоний, и Тати не стал терять времени.

— Господин Гаччи, — сказал он, — ваш погибший заместитель, если не ошибаюсь, был женат на вашей племяннице Сильвии?

— Не ошибаетесь, бригадир, — сухо сказал мэр. — Это одна из причин, почему я не намерен долго терпеть эти безобразия. Я просил уже, чтобы прислали другую следственную бригаду…

— Ни к чему, — заявил Тати. — Сейчас мои люди производят задержание Никола Заккариа, вашего личного шофера, если мне не изменяет память.

— Да что вы себе… — начал Гаччи, но не закончил фразу. Щеки его обвисли, будто из мэра выкачали воздух.

— Вам ведь мешал именно Гуэльфи, верно, дорогой Гаччи? — мягким голосом продолжал бригадир. — А Заккариа идеально подходил на роль убийцы-маньяка, да, к тому же, невидимки. Он ведь с детства играет в самодеятельности. Да я его сам несколько раз видел в спектаклях, последний раз в «Двух веронцах». Сорок пять лет, выше среднего роста, умение быстро переодеваться и отлично вести роль. Но только — вести роль. Писать ему должен был профессионал. Тем более, что и в шахматы Заккариа, насколько я знаю, играть не умеет. Зато вы,