Читать книгу - "Ход убийцы - Песах Амнуэль"

у родителей в Кирьят-Моцкине. Жаль, конечно, я бы хотел закончить все сегодня. Я обещал Шошане позвонить ей не позднее десяти вечера, и намерен был выполнить обещание. Более того, я хотел напроситься в гости, и значит, встречу в «Опере» нужно будет закончить не позднее половины десятого, иначе я не доберусь до Иерусалима раньше одиннадцати.

— Что там у нас с клиентами? — спросил я Катрин, разобравшись, наконец, с планами на вечер. Мне еще нужно было выкроить пару часов до встречи с Оханой, чтобы привести себя в порядок и подготовиться, но до четырех я вполне мог поработать.

— Господин Трауб ждет в приемной, — сообщила Катрин.

— Просите.

* * *

Я надел костюм, в котором обычно выступаю в суде. Подумал, нацепить ли галстук, но отказался от этой идеи — Охана наверняка будет в домашнем, зачем создавать у него ощущение неловкости?

— Ты надолго? — спросила Эмма. Она, как обычно, лежала в салоне на диване и читала журнал. По телевизору, стоявшему в противоположном углу, показывали очередные беспорядки на территориях, вопли стояли такие, что слышно было, вероятно, в соседнем квартале. Эмма не обращала на телевизор никакого внимания, даже не повысила голос, разговаривая со мной, и о смысле ее вопроса мне пришлось догадываться по движению губ.

— Сегодня вернусь, — ответил я шепотом, стараясь четче артикулировать.

Эмма кивнула и уткнулась в журнал. Естественно, это был «Ла иша», который я открыл бы только в том случае, если бы мне заплатили за чтение шекелей сто. Или тысячу — не стоит мелочиться.

Вот от таких жен и сбегают мужья, — подумал я, сбегая по ступенькам. Эта мысль повлекла за собой следующую, и всю дорогу до дома Оханы я думал о Шошане, и о том, какую замечательную пару мы могли бы составить. Что ж, сейчас это уже не казалось таким невероятным. Нужно только избавиться от наследства, что оставил Рони. Странный он был человек, не мог выбрать себе иных жизненных интересов? Впрочем, будь он иным, то, вероятнее всего, был бы сейчас жив, и мне, с одной стороны, не пришлось бы разговаривать с людьми, вовсе мне не симпатичными, но, с другой стороны, и Шошана была бы так же недосягаема для меня, как десять лет назад… Нет худа без добра, но, к сожалению, и нет добра без худа.

И слава Богу, иначе нам, адвокатам, нечего было бы делать в этом мире.

Абрахам Охана жил в большой пятикомнатной квартире на втором этаже престижного дома на углу Жаботински и Бен-Иегуды. Машины стояли здесь плотными рядами, как на выставке-салоне японских компаний. Мне пришлось объехать два квартала и втиснуть свою машину на единственное свободное место на платной стоянке.

В результате я позвонил в дверь, когда было пять минут восьмого. Я ошибся — Охана был вовсе не в домашнем халате, а одет с иголочки, будто собрался на прием в «Холидей Инн». К счастью, без галстука.

— Вспомнил, — сказал он, пропуская меня в салон, меблированный с абсолютным отсутствием вкуса и чувства пропорций. — Вы были на том пикнике в пятницу. С вами еще была группа этих нелепых американцев.

— Совершенно верно, — согласился я, опускаясь в кресло перед журнальным столиком, на котором уже стояла ваза с яблоками и виноградом. Поискав глазами, я не обнаружил пепельницы и спросил хозяина: — Вы не возражаете, если я закурю?

— Да, конечно, — сказал Охана, — сам я не курю, точнее, бросил полгода назад. В фирме строгий порядок, и если приходится терпеть целый день, то лучше уж совсем бросить, верно?

Я пожал плечами, закурил свой «Ноблес», Охана отыскал где-то и поставил на столик пыльную пепельницу, уселся напротив меня и сказал:

— Я вас внимательно слушаю, хотя и не очень понимаю…

— Все просто, — сказал я, стряхивая пепел. — Хотя Рони Пелед и умер, я пока защищаю его интересы как доверенное лицо его вдовы. К сожалению, трудно спорить с очевидным, и я не буду убеждать вас в том, что Пелед не убивал Слезара…

— Тем более, что я, как и все, видел это своими глазами, — вставил Охана.

— Но я намерен доказать, что Пелед действовал в порядке самозащиты, — продолжал я, — ибо мотив для убийства, видите ли, был именно у Слезара и совершенно отсутствовал у Пеледа.

— На суде, — заметил Охана, — такая тактика была бы уместна, но какую цель преследуете вы сейчас, когда оба они…

— Да, — закончил я за Охану, — Пелед, к сожалению, умер, но я же сказал — осталась вдова, которой еще жить и жить, и она не хочет…

— Да, понимаю, — задумчиво сказал Охана. — Очень даже понимаю…

Он замолчал, глядя куда-то в сторону.

— Мне кажется, — мягко сказал я, — что оба мы понимаем одно и то же.

— То есть? — Охана поднял на меня вопросительный взгляд.

— Вы подумали о себе, верно? Вы тоже были в аналогичном положении во время процесса над вашим отцом…

— Он был невиновен! — резко сказал Охана. — Полиция просто хотела на нем отыграться!

— Вы действительно так думаете? — удивился я. — Я помню тот процесс, хотя лично на нем не присутствовал. Да, вашему отцу удалось вывернуться, прокурор не досчитался каких-то важных доказательств по делу, но, по-моему, что-то здесь было нечисто…

Я сделал многозначительную паузу, мне нужно было вытянуть хоть что-то из этого человека, я вовсе не намерен был сам рассказывать за него историю суда над старым мафиозо. Или сын действительно воображает, что отец был ангелом? Нет, конечно, иначе Пеледу не имело смысла сводить с ним знакомство.

Похоже, что общение с Рони не пошло на пользу психическому здоровью Оханы; во всяком случае, услышав мой намек, он испугался, хотя я сказал совершенно очевидную вещь, об этом говорили в свое время все.

— Что вы имеете в виду? — хмуро сказал Охана, снимая, наконец, мешавший ему пиджак. Он, видимо, лихорадочно соображал, не знаю ли я больше, чем говорю, и нет ли у меня тех фактов, которыми прижал его к стенке Рони Пелед.

— Я имею в виду, — объяснил я, — что приятели вашего отца, имевшие, видимо, своих людей в полиции, вытащили его из тюрьмы, но год спустя они же его и убили, поскольку, как мне кажется, ваш отец не очень-то умел держать язык за зубами.

— Видимо… кажется… — пробормотал Охана. — Вы юрист, господин Лапид, и если хотите сказать что-то конкретное…

Я закашлялся, дым от сигареты попал мне в горло, и я положил окурок в пепельницу.

— Нет ли у вас чего-нибудь выпить? — спросил я, с трудом отдышавшись.

— Сок? Кола? — спросил Охана, глядя на меня не очень дружелюбным взглядом. — Или кофе?

— Пожалуй, от кофе я бы не отказался…

Охана встал.

— Пока я приготовлю кофе, — сказал он, — постарайтесь,