Читать книгу - "Грозное дело - Сергей Булыга"

И вдруг вперёд выступил царь, одетый, как и все. И ничего царь у Трофима не спрашивал! А просто осмотрел его – а Трофим был худой, грязный, в синяках, ободранный, – усмехнулся и велел:

– Вася, подай-ка.

Зюзин подал чарку. Царь взял её, понюхал, усмехнулся, передал Трофиму и сказал:

– Жалую тебя, мой верный раб Трофимка, этой чарой. Пей!

Трофим взял чарку (а не чару), руки задрожали, и он подумал: сейчас царь кивнёт – и все как кинутся!.. Но тут же подумал: нет, не кинутся, зачем кидаться, в чарке яд, и он сейчас помрёт. Ну, так ему и надо! Пей! Зачем царя Георгия убил?! Вот тебе за это яду! И разом выпил! И стоит, ждёт…

Все на него смотрят, усмехаются. Царь, тоже усмехаясь, говорит:

– Чего загоготали, ироды?! Над кем гогочете?! Над моим самым верным слугой! Вы двадцать лет по всей державе бегали и ничего не выбегали, а он шилом один раз ткнул – и всё готово!

Все молчат, стоят, рожи потупили. А царь говорит:

– Проси чего хочешь, Трофимка.

А Трофим молчит! Язык отняло! А царь:

– Ладно, – говорит, – и так бывает. Значит, у тебя всё есть, коли ничего не просишь. Ну да в другой раз попросишь. А чтобы я не забыл, что я твой должник, я тебя сейчас помечу.

И обернулся к Зюзину, протянул ему руку. Зюзин подал царю нож. Трофим сжал зубы. А царь подался вперёд и обкорнал Трофиму пол-уха. Трофим схватился за ухо, рука сразу стала вся в кровище. Царь ножом махнул – Трофим попятился. Его тут же схватили под локти и поволокли вон из палаты. Потом из палаты на крыльцо. Там Зюзин повернул его к себе, посмотрел прямо в глаза и сказал самым серьёзным голосом…

Ну, что сказал, то и сказал.

Через семь дней Трофим домой, в Москву, вернулся. Демьяниха спросила:

– Где ты был?

Трофим ответил:

– Не помню.

Шапкин его к себе призвал, начал расспрашивать. Трофим опять ответил:

– Ничего не помню.

– А ухо где ты потерял?

– Собаки обкусили. Пьяный был, в яме валялся, вот и обкусили.

Шапкин разозлился и прогнал его. Трофим ушёл.

Лето настало. Шапкина забрали и казнили. Тогда многих казнили. Трофим был в тот день на Красной площади, смотрел. Зюзин мимо ехал, подмигнул ему. Царь не подмигивал, проехал. Царь тогда был очень грозный. Люди в толпе говорили, что он в Новгороде крепко лютовал, Новгород стоит пустой, пограбленный, Волхов от крови красный. Так ли это? Трофим пожимал плечами, отвечал: «Не знаю ничего, не видел, я там не был». И в живых остался.

А следом за Шапкиным, на следующий год, казнили Мясоеда Вислого, который было заступил на шапкинское место. Или до Вислого ещё кого казнили? А до Шапкина? До Шапкина казнили новгородцев… И Георгия, старшего царского брата. И царь по нему, по своей родной кровинушке, не горевал. Ещё бы! Ведь по божеским и по людским законам царский венец – Георгию, царский посох – Георгию… А получил Георгий только шилом в бок! А Ивану – и венец, и посох! Да только много ли добра было ему от посоха? Чем царь сына старшего убил? Вот как Господь Ивана наказал! И Иван про это знает, оттого его и крутит так.

Да только что Трофиму думать про царя? Пусть лучше про себя подумает. Трофим видел, как вытягивают жилы. У Ефрема есть такой крючок. Он им нащупает жилу, зацепит и тянет. Вертит и тянет, вертит и тянет, человек кричит…

Ну да что будет, то будет. А пока было темно и холодно. Мёрзла левая нога. Да пусть хоть обе мёрзнут! Трофиму было очень гадко, не хотелось жить. Эх, думалось ему уже в который раз, кто знает, а может, если бы он тогда за шило не схватился и Шуба убил бы его, сейчас совсем всё по-другому было бы, люди по всей державе жили бы сытно, спокойно, а Трофим сверху, с облака, на них бы смотрел…

А так с облака смотрит Георгий и думает: когда же этого скота, Трофимку, мой младший брат замучает, скорей бы!

Нет, тут же подумалось: на облаке о таком думать грех. Георгий там о другом думает, вот только о чём? Трофим поёжился. Ему было очень холодно. А ещё очень хотелось есть. Он целый день до этого не ел, а после столько ещё здесь сидит. За это время наверху, может, уже рассвело. А здесь по-прежнему темно и холодно. Трофим сел поудобнее, обнял сам себя как можно крепче – и не шевелился. И так и заснул.