Читать книгу - "Лунатик - Ларс Кеплер"

хочет сказать Иде, что видит в ней человека, нуждающегося в честности, достоинстве и хоть какой‑то форме справедливости.

Раздаётся тихий хлюпающий звук, когда Йона подходит и осторожно переворачивает обе части её туловища.

Из‑за огромного количества потерянной крови трупные пятна почти не заметны, только небольшое бледное облачко там, где верхняя часть бедра касалась пола.

На бёдрах — ссадины, светлые лобковые волосы слиплись от крови. Халат распахнулся, обнажая кремово‑белую грудь и два пореза в форме буквы V над пупком. Несколько сантиметров грубо перерубленного позвоночника лежат открыто, густая кровь всё ещё сочится из изуродованных тканей.

Убийца, похоже, был охвачен почти хаотичной яростью. Это напоминает Йоне о зверствах, которые иногда совершают солдаты, ослеплённые жаждой мести. С той лишь разницей, что в этом деянии нет ничего сексуального. Ни одна из ран не направлена на гениталии, анус, грудь или рот.

Иду не пытали, но расчленение в этот раз стало главным.

Она побежала в гараж, дверь ударилась о прикрученную снаружи доску и не дала ей сбежать. Она попыталась пролезть в образовавшуюся щель, но её затащили обратно, и почти сразу она погибла, думает Йона, снимая перчатки.

— Уже закончили? — спрашивает Эриксон.

— Нет. Но дело только что сделало довольно резкий поворот, и мне нужно поговорить с командой, прежде чем ехать в Уппсалу к Хьюго Санду.

Эриксон неуверенно указывает на части тела и кровь на полу.

— Вы ещё не успели посмотреть, но на её руках нет никаких защитных ран, — говорит он.

— Конечно, нет.

— Почему?

— Она погибла слишком быстро.

— Удар по позвоночнику или по затылку, как думаете?

— По позвоночнику, — отвечает Йона, выходя из гаража.

Глава 50.

Почти четыре часа дня. Агнета и Хьюго едут в лабораторию сомнологии на её тихом «Лексусе». Бледное солнце закатилось более часа назад, и небо снова потемнело.

Машин на дороге всё меньше, как только они проезжают развязку на аэропорт. Агнета едет по правой полосе за белым фургоном, на котором кто‑то нарисовал грубое сердце внизу двери.

Утром Хьюго позвонил Ларсу Грайнду и сказал, что хотел бы вернуться в лабораторию и готов пройти ещё один сеанс гипноза, если полиция по‑прежнему заинтересована.

Агнета приняла бета‑блокатор и предложила отвезти его в Уппсалу, потому что Бернард был возбуждён и стремился написать об интервью Хьюго, о злоумышленнике и камерах. Насвистывая «Женщина непостоянна», он поднялся в кабинет на чердаке с горстью имбирного печенья и целым кофейником.

Теперь, оглядываясь назад, кажется нереальным, как они втроём сидели, прижавшись друг к другу, в спальне, пока охранное агентство добиралось до дома. Двое охранников обыскали каждую комнату, а затем постучали в дверь. Бернард вышел поговорить с ними, а Хьюго вернул кочергу на подставку у печи.

Когда через десять минут прибыла полиция, они сменили охранников и поговорили с семьёй на кухне. Полицейские просмотрели записи с камер и сфотографировали следы вокруг дома. На окне Хьюго были следы попытки проникновения, а в углу веранды они обнаружили на стене нарисованную чёрной аэрозольной краской полноразмерную дверь.

Было два часа ночи, когда дом снова оказался полностью в их распоряжении. Бернард подмёл и вымыл пол в коридоре, убирая грязь и снег, которые натоптали охранники и полицейские. Затем все трое спали вместе в главной спальне, заперев дверь: Хьюго — на матрасе на полу, а Агнета и Бернард — в своей обычной кровати.

Никто не произнёс ни слова, но все думали об одном: злоумышленника не задержали, и ни одна камера не зафиксировала, как он покидает территорию.

До рассвета Хьюго был убеждён, что убийца с топором каким‑то образом проник в дом и затаился, где‑то в глубине.

Ведя машину, Агнета оглядывается на подростка. Он откинул пассажирское сиденье и сидит, держа телефон в правой руке.

— Папа просил, и я не против, если ты захочешь остаться на сеанс гипноза в этот раз, — говорит он.

— Спасибо. Но знаешь… вся эта история с книгой, я… Я знаю, ты согласился, но ты можешь передумать, если что‑то не так, — говорит она. — Я не буду злиться. Мы только начали, всё ещё можно остановить, если ты так решишь.

— Нет, я думаю, это хорошая идея и я рад, потому что папа рад. Я знаю, он выслушает, если я захочу, что‑то изменить.

— Конечно. Конечно, выслушает.

Агнета включает поворотник, перестраивается и обгоняет грузовик, везущий семь машин. Турбулентность от тяжёлой фуры задевает её «Лексус», заставляя его слегка трястись.

— Знаешь, полиция пыталась связаться с Ольгой, — говорит она.

— Но она не отвечает на телефон, её никогда нет дома, и она не приходит, когда её вызывают на допрос, — добавляет Агнета.

— Что им от неё нужно?

— Думаю, Йона просто хочет спросить о той ночи, когда ты ходил там во сне.

— Понятно, — вздыхает он.

— Ты знаешь, где она?

— Нет, мы мало разговаривали в последнее время, — отвечает он, проводя рукой по волосам.

— Жаль.

— Всё само собой устроится, — говорит он, пожимая плечами.

Агнета возвращается в правую полосу, проверяет навигатор и видит, что их съезд через пару километров.

— Ольга много работает, в клубе «Красные Круги» в Йортхагене, — говорит Хьюго через несколько минут странным тоном.

Она поворачивается к нему как раз в тот момент, когда свет фар встречной машины скользит по его лицу. Глаза у него усталые, челюсть напряжена.

— Хорошо… Я давно хотела с тобой поговорить — говорит она, сворачивая в сторону Уппсалы.

— Давайте… — бормочет он, опуская телефон на колени.

— Я хотела извиниться за Новый год, — продолжает она.

— Что? Зачем?

— Мне не следовало говорить, что я хочу тебя усыновить. Это было… бесчувственно с моей стороны.

— Я просто не мог этого принять, — отвечает он, глядя в боковое окно.

— Конечно, я понимаю. Твоя реакция была совершенно логичной. У тебя уже есть мама и папа.

— Дело не в этом, но…

— И я действительно хотела бы тебя усыновить, — продолжает она, и глаза её наполняются слезами.

— Нам обязательно сейчас об этом говорить? — спрашивает он.

— Я просто хотела извиниться, потому что всё это исходило из моей… гордости, если честно. Я хотела быть лучшей мамой, чем Клэр.

— Это несложно.

— Может, и не вначале, когда ты был маленьким. У тебя не было выбора,