Читать книгу - "Прекрасная новая жизнь - Дж. М. Хьюитт"

и надорвалось. За балконом над морем вновь разгоралось северное сияние. На этот раз оно было бесцветным: белые вспышки зигзагами плясали по безоблачному небу.

Анна поняла, что это вовсе не северное сияние. И не метеоритный дождь Леонид. Это повреждение в ее собственной голове, в ее собственном теле. Почти теряя сознание, она оторвала взгляд от неба и заставила себя посмотреть на Полу.

«Да, – подумала она. – Я недооценила эту женщину».

Пола начала говорить, и Анна вся обратилась в слух.

Глава 25

В прошлом

Стоя на пороге дома, куда я надеялась больше не возвращаться, я глубоко вздохнула и достала из кармана ключ.

В Эдинбурге я никому не сказала о звонке Карла и о том, что мне нужно вернуться домой. Ни соседкам по комнате, ни парню, в которого была влюблена, ни профессорам или преподавателям.

Я щелкнула выключателем в темном коридоре и тихонько прикрыла за собой входную дверь. Мне захотелось тут же выключить свет, чтобы не видеть, что с моего ухода домом никто не занимался.

Вокруг стояла мертвая тишина. Когда я сняла пальто и повесила его на перила, меня охватило тягостное предчувствие. Карл не объяснил, почему мне нужно было вернуться. Просто сказал, что дело в маме.

Я еще раз глубоко вздохнула и поднялась по лестнице, с трудом переставляя ноги.

Они были в маминой комнате. Она лежала на полу, прислонившись спиной к кровати и свесив голову. На маме не было ничего, кроме нижнего белья. Я привыкла видеть маму в халате и была потрясена ее худобой. На ум пришла моя новая привычка вызывать у себя рвоту. Мамин внешний вид послужил мне тревожным предостережением, что бывает, если вовремя не остановиться. Я поклялась, что не зайду так далеко.

Карл лежал на кровати, натянув грязную простыню до подбородка, а рядом стоял телефон. Мамин друг внимательно следил за мной в полумраке комнаты.

– Мам? – позвала я, но, не дождавшись ответа, повысила голос: – Мама!

– Я не знаю, что случилось, – вместо приветствия сказал Карл.

– Что ты имеешь в виду? – Я перевела взгляд на него, потому что это было проще, чем смотреть на маму.

Карл хмуро пожал плечами.

Мое сердце учащенно забилось. Я положила руку на грудь, тщетно пытаясь его успокоить, но тело уже готовилось к удару, о котором мой мозг еще даже не подозревал.

Опустившись на колени рядом с мамой, я первым делом осмотрела пол, ища пятна или иголки. В голове промелькнула мысль, что я надела новые джинсы и мне жалко их портить.

Я положила руки маме на плечи, чтобы поднять ее и уложить отоспаться, как сотни раз до этого.

Мамина кожа была холодна и тверда, как мрамор. Я в ужасе отдернула руки, но переборола себя и провела пальцами вверх по ее шее.

Я знала, что пульса не будет, знала, что она мертва.

В глубине души я поняла это еще тогда, когда позвонил Карл, но была не готова принять.

– Как давно она в таком состоянии? – придушенным шепотом спросила я, в ужасе от увиденного.

Карл зашевелился на кровати. Я подняла глаза на это ничтожество. Он схватился за сползающую простыню.

– Не помню, – вяло и безучастно ответил Карл, потом вдруг посмотрел на меня и нахмурился. – Когда я тебе звонил?

Оставив его вопрос без ответа, я снова переключила внимание на маму. Я знала, что однажды этим все и кончится, не раз прокручивала в голове этот сценарий, а иногда даже злорадно мечтала о нем. Но теперь, когда я столкнулась с ее смертью на самом деле, меня охватила глубокая черная печаль.

Я повернула ее голову, чтобы взглянуть на лицо. Мутные невидящие глаза, рот искривился в болезненной гримасе. Какими были мамины последние слова? О чем она думала, умирая?

Могу ли я сказать себе: я сделала для нее все, что могла?

Я прижала ладонь ко рту. Мне было всего восемнадцать. Склонившись у трупа матери в старом грязном доме, где прошло мое детство, я знала, что злосчастный вопрос может преследовать меня до конца жизни.

Я не могла этого допустить. Ни за что. У меня впереди целая жизнь. Я только начала узнавать себя. В Эдинбурге у меня были друзья. Но убежать от прошлого не получилось.

Вокруг маминой левой руки был завязан мой старый розовый пояс. За эти годы он стал коричневато-серым. Меня накрыла новая волна печали. Почему мама все это время пользовалась именно им? Может быть, он каким-то страшным извращенным образом напоминал ей обо мне? А может, однажды он случайно попался ей под руку, а со временем стал частью привычного набора, как и любимая столовая ложка.

Я осторожно расстегнула пряжку и сняла пояс с маминой руки.

Карл заерзал позади меня, словно пояс что-то в нем пробудил, и сел на край кровати.

– Мне нужно кольнуться, – сказал он.

Странная грусть отступила, и меня пронзила слепящая ледяная ярость. Должно быть, так по их венам бежит коричневая дрянь.

Чертов Карл! Это он во всем виноват!

Я окинула взглядом комнату и увидела их причиндалы. Почему это произошло именно сейчас? Несмотря на распространенное мнение, люди, которые долго и продолжительно сидят на героине, редко умирают от передоза. Наверняка тут замешано что-то еще. Может, алкоголь или другой наркотик? Наверное, можно было спросить Карла, но правды от него не дождешься.

– Сиди здесь, – велела я ему.

Карл откинулся на подушку. Он выглядел покорным, усталым и разбитым.

Я спустилась на первый этаж и обыскала кухню. Я ни к чему не прикасалась, но внимательно осматривала коробки, миски и иголки, покрывавшие столешницу.

Мое внимание привлекла одна из коробочек. Фентанил. Я знала, что это такое. На прошлой неделе я прочитала статью о том, как героиновые наркоманы в Глазго умерли после того, как разбавили порошок этим опиоидным обезболивающим.

Я заглянула на кухню. Вспомнила, как организовала встречу учительницы с мамой; как в душе расцвела надежда при мысли, что скоро я смогу выбраться из домашнего ада. Мама мной гордилась и старалась вести себя как нормальный человек, как хозяйка чистого и опрятного дома. И все это под моим чутким руководством. А перед этим я наврала мисс Хейл о Ребекке Лавери, еще одной претендентке на грант. Лгать было плохо и нечестно, и пусть я оправдывала себя, но, может быть, мамина смерть стала мне наказанием?

В саду было необычно светло. Я взглянула на небо и почти улыбнулась при виде бело-голубого хвоста в небе. Комета Хейла – Боппа. Нам рассказывали о