Читать книгу - "Пока воды Венеции тихие - Фульвио Эрвас"

Стуки подумал, что теперь расстояние, разделяющее его и Медведя, было длинным, как свадебное путешествия туарега, – уж очень быстро Джакомето бегал. И даже сам Стуки, хоть он и мужчина, и полицейский, вряд ли догнал бы его. Инспектор стал лихорадочно думать, куда может направиться такой, как Медведь, когда понял, что его песенка спета и что он может опять загреметь в тюрьму, причем на этот раз не за четыре меховых воротника или за грубость полицейскому, а за убийство.

Инспектор увидел, как Дона выскочил на перекресток и через секунду исчез, будто Нельсон Мандела в галлюцинациях Моргана-Рефоско, как Полуночный человек синьоры Елены, или словно ночные призраки в полях во времена его детства: тени, которые никогда не показывали Стуки своего лица.

Инспектор попытался вспомнить, что находится в той части города, куда побежал Дона. Если бы Стуки был на месте Джакомето, он бы двинулся в сторону набережной Дзаттере, до Фондамента-дельи-Инкурабили. Но тогда все, что ему бы оставалось, – это броситься в канал напротив Джудекки, пробраться на один из тех больших кораблей, которые плывут в Грецию, и закончить свои дни на каком-нибудь Ионическом острове, продавая туристам мусаку. А с той стороны, где скрылся Медведь, была только Фондамента-Нова.

– Я направо, ты налево, – скомандовал Стуки, когда агент Брунетти наконец-то до него добралась.

Край лагуны, кромка воды, с видом на материк, – там, прижавшись к какой-то стене, их ждал Джакомо Дона по прозвищу Медведь. Увидев приближающихся к нему полицейских, он закричал:

– Они думают, что все мы созданы специально для них? Что жители города – всего лишь марионетки, Пульчинеллы, дежурящие у входа в гостиницы и рестораны? Что эта красота принадлежит им? А мы все, в ожидании чаевых, готовы им прислуживать? С протянутой рукой и в смиренном поклоне, словно нищие? Это наш город!

Глаза Медведя вылезли из орбит.

– Он был построен нашими предками, которые для этого вступали в схватку с морем. И только они знают, сколько соли им пришлось съесть. Это их ноздри с трепетом вдыхали соленый воздух, а глаза всегда были устремлены к горизонту, – устало продолжал Дона. – А эти приезжают сюда и требуют, чтобы мы изменились для них. Чтобы мы называли Long River[79] наш канал Гранде! Они бы с радостью поселили всех нас, венецианцев, в гетто, на задворки, а ведь когда-то там, в Серениссима, жили именно иностранцы!

У Стуки все перевернулось внутри. Нет, его не пугала ярость Медведя. Инспектор вдруг понял, что он столкнулся с человеком, которого невозможно переубедить, с тем, который умел убивать и делал это без колебаний.

Внезапно Медведь ринулся на инспектора Стуки и ударил его ногой, особо не разбирая, куда попал, и тут же бросился в рукопашную. Он схватил Стуки за рубашку, а затем, вцепившись в горло, повалил полицейского на землю.

«Надо же! – пронеслось в голове у Стуки. – Этот человек намеревается меня задушить. А ведь он сильный, как тягловая лошадь». Инспектор чуть было не засмеялся вслух от этой мысли. Внутри он разразился истерическим смехом, будто пытаясь таким образом напрячь мышцы шеи, чтобы защитить трахею и позволить воздуху и впредь беспрепятственно проникать в легкие. Но когда Медведь большими пальцами стал давить на кадык, Стуки решил, что ему был слишком дорог этот признак мужественности. Инспектор напрягся и ударил Джакомето головой в лицо. Тот заорал, не отпуская своей жертвы и представляя себя героическим защитником города, который держит в руках котел с раскаленной смолой или приготовился обнажить меч перед турком. Стуки попытался перевернуться на бок, чтобы Медведь потерял равновесие и ослабил хватку на его шее. Инспектору удалось приподняться.

Они прыгали друг перед другом, как два сверчка в любовном танце. Когда позади Дона появилась агент Брунетти, крича что-то, чего никто из них двоих не смог разобрать, Стуки ударил Медведя коленом в живот. Лицо Джакомето было залито кровью, изо рта вырывались проклятия и кровавая пена. Брунетти стукнула Дона по голове рукояткой пистолета. Медведь отключился, будто игрушка, у которой разрядились батарейки.

– Так у тебя все-таки есть пистолет! – прохрипел Стуки.

– Сам бы ты не справился.

– В конце концов, мы бы сошлись на мировой. Мне не хотелось делать ему слишком больно.

1 августа

Пятница

Тереза Брунетти не спала всю ночь. Стуки тоже не сомкнул глаз. Около четырех утра он попросил Терезу отвезти его на Джудекку на полицейской машине.

Наверное, синьоре Елене тоже не спалось, потому что Стуки обнаружил старушку со всеми ее котами на кухне.

– Я скоро уезжаю в Тревизо.

– Вам у меня было скучно?

– Что вы, синьора, совсем нет.

– Это из-за котов? Не всем нравятся эти животные.

– Нет, они мне не мешали.

– Знаете, кто мне сегодня приснился? Полуночный человек!

– Серьезно? Он вам что-то сообщил во сне?

– Да, сказал, что закопанных в огороде туристов нужно оставить на месте. И что со мной ничего плохого не случится.

– Он прав, синьора, вам не о чем волноваться.

– Прежде чем вы уедете, может быть, у вас найдется минутка зайти в лотерейный киоск Альфио на площади Санто-Стефано?

– Конечно! – устало улыбнулся Стуки.

Женщина протянула ему пластиковую коробочку с порцией фрикандо́.

– Это вам в дорогу.

* * *

В полицейском управлении при встрече со Скарпой никто не улыбался. Начальник полиции пожал инспектору руку в знак уважения, но в его жесте не чувствовалось теплоты.

Без сомнения, жена Скарпы знала о расследовании. Муж и жена, конечно же, его обсуждали. Скарпа, возможно, поделился с Микелой своими тревогами, и у него могло вырваться, что самым лучшим средством против Жюппе были кое-какие крутые парни, орудующие в городе.

– Что еще за парни? – так, наверное, спросила его Микела, думая о своем.

– Вроде Джакомо Дона, – мог ответить Скарпа, – как матрос Эриццо, как некоторые чистые и несгибаемые венецианцы. Одним словом – сумасшедшие…

Шагая на вокзал, Стуки сказал агенту Брунетти:

– Тебе еще многое предстоить сделать.

– Медведь ничего не скажет.

– Но сейчас ты знаешь гораздо больше и, рассматривая добытую Скарпой информацию под другим углом, возможно…

– Я буду звонить тебе и спрашивать совета.

– Да и Тревизо не так уж далеко – с точки зрения географии, я имею в виду.

Уникальная особенность Венеции в том, что ее прошлое разрушается гораздо медленнее, чем окружающее настоящее, которое с самого начала задумано так, чтобы длиться как можно меньше. Как ремешок для часов, например. Камни Венеции постепенно крошатся и превращаются в прах, но все же не так быстро, как цемент.

Стуки подумал, что Венеция похожа на гигантскую морскую черепаху.