Читать книгу - "Пока смерть не разлучит нас - Кэролайн Грэм"

Трой печатал шаг, красуясь и всем видом отстаивая свою брутальность. «Это я-то слабак?! Ну и наглец! Удар под дых, вот это что такое!» Если бы не оскорбительный тон, это было бы просто смешно. Обозвать слабаком его, такого мужественного и неотразимого, что любая смазливая мордашка в радиусе двадцати шагов тает при виде него. Мускулистый, симпатичный, такой умелец по женской части, что в участке ребята прозвали его Макси. Даже десятой кружке «лагера с черным» не свалить его с ног. И он счастливый отец. Правда, отец девочки, но у него еще куча времени, чтобы это исправить. Зависть гложет старого секача, вот и все!..

Они остановились у пешеходного перехода. Раскаленные плиты мостовой прожигали насквозь синтетические подошвы зеркально сверкавших мокасин Троя, черных с кисточками. К ним направился пожилой человек, сэндвичем зажатый между картонок с библейскими цитатами. Трой неодобрительно следил за его приближением. Мужчина, без сомнения одержимый докучливым желанием всем и каждому рассказывать, как осознал свою греховность и пришел к Господу, что нередко свойственно чересчур религиозным людям, сказал ему со слащавой улыбкой:

— Иисус любит тебя.

— Иисус любит всех, братец, — отбрил Трой, отлично подкованный в том, как распознать субъектов с неустойчивой психикой. — Не воображай, будто ты какой-то особенный.

В банке работал кондиционер, и это было блаженство. Барнаби, обливавшийся потом при каждом шаге, почувствовал, как рубашка постепенно высыхает и отлепляется от кожи.

Фредди Блейкли не заставил их ждать. Гостям были предложены два чрезвычайно неудобных на вид стула. Каркас их состоял из гнутых хромированных трубок, а спинки и сиденья — из хитроумно переплетенных полосок кожи. Казалось, они предназначены для каких-то особенно неприятных медицинских процедур или для воплощения в жизнь дерзких сексуальных фантазий.

Барнаби передал банковскому менеджеру судебное предписание. Блейкли не стал отмахиваться от документа или проглядывать его вскользь, как обычно делают. С видом величайшей серьезности он уселся за огромный, сработанный из тика стол и явно приготовился уделить изучению бумаги столько времени, сколько потребуется, чтобы уловить каждый оттенок смысла и высмотреть любую попытку надувательства.

Барнаби с любопытством наблюдал за этим представлением, в то же время пытаясь ухватить все особенности внешности и поведения сидевшего перед ним человека. После тридцати лет службы он проделывал это почти бессознательно и без малейших усилий. Сегодня его наблюдения оказались особенно результативными. Контраст между идеальным порядком на столе, подчеркнуто церемонной манерой общения и наружностью был просто разительным. Если коротко, Фредди Блейкли выглядел как гангстер.

Невысокий, квадратный, с крутыми, мускулистыми плечами. Губы мясистые, но красивой формы, чувственные. Кожа грубая, бледная, как у человека, мало бывающего на воздухе. Несмотря на тщательное бритье, его припудренный тальком подбородок отливал стальной синевой. Костюм черный, в широкую бледно-белую, как снятое молоко, полоску. Атласный галстук расшит золотыми павлинами, а из нагрудного кармана выглядывает изумрудный шелковый платочек с узором «пейсли».

В надежде разделить удовольствие от столь примечательного зрелища Барнаби оглянулся на Троя, но тот немедленно отвел взгляд и уставился в окно.

Блейкли аккуратно сложил пополам предписание, придавил его девственно чистым пресс-папье и, кажется, собрался заговорить. Барнаби уже приготовился услышать гремучие неаполитанские раскаты голоса, каким делают предложение, от которого нельзя отказаться. Но его ожидало разочарование.

— Жуткое дело! — Благословенный выговор «ближних графств»^[41], словно просеянный сквозь теннисную ракетку. Улыбка исполнена пустой, дипломатической учтивости. — Жуткое, — повторил мистер Блейкли и взглянул на полицейских с отвращением, словно, вторгшись под освященные традицией своды его почтенного учреждения, они принесли с собой пренеприятный запах. В каком-то смысле он был прав, ибо что может быть неприятнее смрада смерти? — Так чем я могу вам помочь? — И мистер Блейкли поднес к широкой, с пучками волос ноздре свой вызывающе яркий mouchoir^[42].

Барнаби счел разумным подбираться к ужасной сути дела обходными путями и для начала осведомился о состоянии дел компании Алана Холлингсворта.

Мистер Блейкли ответил в самых общих чертах. Перед ним лежала аккуратная стопочка листов формата А4 с ровными колонками цифр, с которыми, впрочем, он почти не сверялся. С его слов выходило, что «Пенстемон», хоть и не располагал большими резервами, вполне уверенно держался на плаву. В отличие от большинства деловых клиентов банка, компания имела положительный баланс. На личном счете Алана Холлингсворта средства также водились, хотя и не всегда. Выдав эти крохи информации, мистер Блейкли замкнул уста. Видимо, на этом поток добровольно выданных сведений иссяк.

Первый же конкретный вопрос, про ссору Холлингсворта и Паттерсона, был встречен в штыки:

— Вы действительно хотите, чтобы я комментировал историю, о которой почти ничего не знаю?!

— Полагаю, причиной всему была срочная необходимость получить крупную сумму наличными. Холлингсворт просил ссуду у банка?

— Да.

— И вы отказали?

— Отказал. Бизнес у него небольшой. Я не посчитал его надежным обеспечением для такой суммы.

— Известно ли вам, обращался ли он за деньгами куда-то еще?

— Понятия не имею. — Надменный изгиб пухлых губ подсказывал, что это «куда-то еще» для него могло означать лишь учреждения несравненно более низкого статуса.

— Можете ли вы назвать дату, когда он тем не менее получил желаемую сумму?

Барнаби вручили два скрепленных листка. Он сразу увидел платеж, произведенный «Пателлусом». Двести тысяч фунтов, переведенных восемнадцатого марта.

— Странно, что сумма такого размера не была помещена на депозитный счет. Ведь у Холлингсворта он имеется?

— Имеется. Обычно так и делают. Но как вы сейчас убедитесь, деньги у нас надолго не задержались, — с этими словами мистер Блейкли передал Барнаби третий листок.

— Да, действительно. — Деньги пролежали в банке всего четыре дня — минимальный срок, полагающийся для подтверждения всех документов. — Он и в самом деле испытывал неотложную нужду в деньгах. Вы случайно не знаете, на чье имя был выписан чек?

— Я так и думал, что вам понадобится эта информация. — И мистер Блейкли отдал должное собственной проницательности, самодовольно выпятив губы. Он заглянул в блокнот. — Это некто Ф. Л. Комински.

— Полагаю, я не смею даже надеяться… — Барнаби не сомневался, что название банка получателя тоже отыщется в блокноте, но ради дела всегда был готов подыграть чужим странностям и тщеславию. Этим он существенно отличался от Троя, готового без конца потакать собственным иллюзиям и самообольщению, но не прощавшего чужих слабостей.