Читать книгу - "Гамбит Маккабрея - Кирил Бонфильоли"

Я отужинал, поразмыслил, отужинал вновь. Никакого смысла. Я предпринял еще одну атаку на честь и достоинство кроссворда: его сотворил тот составитель, который всегда пытается вставить куда-нибудь слово «эдам» — подозреваю, что это Адриан Белл,[140]— стало быть, у меня не возникло сложностей с «угрозой поглощения лидера партии тори;[141]популярной маркой пищевого продукта, получаемого свертыванием молока и дальнейшей обработкой полученного сгустка», но остальное меня одолело. Я сдался на милость дум о выживании, о пребывании в живых — о таких вот вещах. Единственный полезный результат этой мысли — иначе мышления — был порожден тем фактом, что служба безопасности аэропорта со своими металлоискателями не металлонашла у меня в портфеле копию Руо, но в долю секунды засекла мою карманную серебряную фляжку. Это неизбежно означало, что два китайских джентльмена едва ли имеют при себе что-либо смертельнее картонных кинжалов. Их «волыны», «приправы», а также иные принадлежности наведения шороха явно должны были остаться в чемоданах, размещенных в трюме воздушного судна. Стало быть, ясно, что по прибытии в Хитроу, Лондон, мне остается одно — не ждать, пока мой багаж выползет со скрипом из страдающего запором зева транспортера, а бросить его на произвол судьбы, проскочить таможню с одним портфелем и умчаться в спешном такси в Уолтемстоу или какое-нибудь иное маловероятное место, где у меня может оказаться друг. Китайские, между тем, джентльмены будут мучиться и злиться у багажной карусели, дожидаясь, когда прибудут их убийственные снасти.

Как же кристально ясно мыслит человек, стоит ему принять лишь на толику бренди больше, чем следовало бы. Я самодовольно сложил руки на той части своего тулова, что располагается чуточку южнее печени, и несколько вздремнул. А проснувшись, нашел самодовольство на посту; я схватил кроссворд «Таймс», бросил на него повелительный взгляд, и через двадцать минут он уже повизгивал о пощаде.

Я всегда благовоспитанно глумился над теми идиотами, кои, едва смолкают самолетные турбины, встают, хватают своих чад и прочую ручную кладь и десять минут ждут, когда угрюмый экипаж соизволит открыть двери, — но по такому случаю, какой выпал мне, я сам ринулся вперед и помчался по рампе, намного опережая остальных участников состязания. Происходи такое в Ньюмаркете,[142]случайный наблюдатель, вооруженный биноклем и секундомером, уже спешил бы к ближайшей телефонной будке поболтать со своим букмекером.

Презрев всевозможные знаки, извещающие людей, где им следует дожидаться багажа, я галопом проскакал к Таможенной Зоне — поближе к благословенной вывеске, гласившей «ТАКСИ», — помахивая таможеннику невинным портфелем. Он поманил меня согнутым властным пальцем; я остановился юзом.

— Нечего заявлять, офицер, — весело вскричал я. — Один лишь старый портфель, набитый канцелярской трухой, э? Думаю, не стоит вас задерживать, вы и сами занятой человек…

— Откройте его, — сказал он. — Сэр.

— Безусловно, безусловно, безусловно, — парировал я, — только побыстрее, пожалуйста, будьте умницей, или расхватают все такси. Там ничего нет, уверяю вас.

Время от времени мне попадаются люди, которым я не нравлюсь. Этот таможенный малый был из таковских. Он созерцал всякий малейший предмет в моем портфеле, как престарелый «курёр»[143]оглаживал бы лобковые волосы своей коллекции. Картонный цилиндр он приберег напоследок.

— А что это у вас, сэр? — спросил он.

— Рисунок, он же картина, — нетерпеливо ответил я, оглядываясь на зал выдачи багажа, где мои сопопутчики (если мне позволено будет изобрести такое слово) дожидались своей клади. — Обычная копия. Никакой Коммерческой Ценности и Не Для Перепродажи.

— Во-от как, — вымолвил он. — Давайте, пожалуйста, взглянем.

Я с раздражением изъял и развернул упомянутое произведение искусства.

— Вот, — сказал я. — «Послеполуденный отдых клоуна» Руо. Хранится в Гуггенхайме или где-то там.

— В Фонде Вельтшмерцер?[144]— подсказал он.

— Именно, именно; велли-коллепно. В Вельтшмерцере, конечно. В Чикаго.

— О нет, отнюдь, сэр.

— ?

— Она там хранилась до минувшей среды; а потом какие-то негодяи ворвались туда и унесли такого старого мусора на миллион фунтов.

Рот мой открылся и закрылся, открылся и закрылся, издавая те беззвучные «о», которые производит золотая рыбка, если хочет, чтобы ей сменили воду. От усилий произнести что-либо полезное меня избавило учтивое покашливание, донесшееся откуда-то из-за моего левого плеча. Быстрый взгляд в том же направлении явил мне крупного учтивого малого в макинтоше — иначе дождевике. Быстрый оборот на что-то около 270° показал мне сходного с ним малого, с благорасположением на лице разместившегося за моим правым плечом.

Позвольте мне отвлечься ненадолго. Всякая внятная, профессиональная «хевра» обладает «мозгом», который планирует негодяйство; «директором», который предоставляет оборотные средства; «барыгой», который купит и «пропулит слам», не успеет еще «клей» расстаться со своими владельцами; «технарем», который знает, как обезвреживать сигнализацию и открывать замки, какими бы сложными те ни оказались; «кассиром», который умеет применять к сейфу термический бур или, быть может, впрыскивать жидкую унцию взрывчатки и подрывать ее с шумом не громче флатуса воробышка во сне; «ежиком» — увы, — который при необходимости будет стукать чересчур любопытных «фраеров» железной монтировкой по голове; «дешевым» ночным сторожем или сотрудником охранной компании, который готов получить сотрясение мозга за 500 «лошадок» и небольшой процент добычи; и — вот про этого парнишку, спорить готов, вы ничего не знали — «цинковым». «Цинковой» не принимает непосредственного участия во взломе и проникновении; он лишь прогуливается руки в карманах. У него есть только один простой богом данный навык: он умеет распознавать «болонь», «штемпов», «тихарей» либо иную разновидность полиции, как бы цивильно ни была она одета, за двести метров темной ночью. Никто — и меньше всех сам «цинковой» — не знает, как ему это удается, но это есть. Во всем Лондоне имеется лишь три надежных специалиста этого профиля, и платят им так же, как «ежикам».

Стало быть, вот что я пытаюсь сказать: родись я в ином слое общества, я бы неплохо зарабатывал, «цинкуя». Два малых, замаячившие у меня за плечами, несомненно, были «мусорами».