Читать книгу - "У фортуны женское лицо - Валентина Демьянова"

баринова камердинера Федьку. Только третьего дня и его не стало. На конюшне до смерти запороли». – «За что ж так?» Она вздохнула: «За письмо. Барин царю жалобу написал, и Федька взялся отправить. А нельзя! Аполлинарий Титыч строго-настрого запретили письма на волю пропускать! Знаете, сколько их уже перехватили?» – «Так строго следят?» Девка всхлипнула: «Глаз не спускают! Уж так притесняют, сил нет смотреть! Чужих в дом не допускают, самого барина за порог комнаты не выпускают! А вы видели, в ней окна досками заколочены! Слава богу, хоть одно послабление сделали – разрешили в кабинете поселиться. Если б не книги, Захар Алексеич давно б умом тронулся...» – «Ну ты, милая, преувеличиваешь!» Она глянула на меня, как на несмышленыша: «Эх, барин! Знал бы, что тут творится! Его ж «лечат»! Аполлинарий Титыч среди ночи приезжает, барина привязывают к кровати и учиняют допрос». Тут девка сообразила, что сболтнула лишнее, и покраснела. Опасаясь, что она замолкнет, я благодушно заметил: «Да ты, милая, не бойся, никому не скажу». Девка замялась, но созналась: «Однажды ночью я под окна кабинета пробралась. О чем речь шла, не разобрала... Поняла только, требовали от Захара Алексеича, чтобы он какую-то заморскую диковину отдал. Аполлинарий Титыч ее «она» называл. Барин в ответ насмехался. Говорил, что надежно ее спрятал... Тогда гайдуки начали лить воду ему на голову. Барин впал в буйство, стал ругаться, Аполлинария Титыча на дуэль вызывать... – Она набралась духу и выпалила: – А тот приказал его бить!» Услышав все это, я пришел в ужас. Таким «лечением» действительно можно довести до сумасшествия! Пока Говоров держится, но что будет через несколько лет, если, конечно, сегодня выживет? Я пребывал в таком волнении, что высказал потаенные мысли вслух и очень удивился, когда услышал: «Не будет никаких лет! Если эта попытка не удастся, он ее снова повторит. Думаете, откуда у барина ожоги? Сам себя подпалил! Вылил флакон одеколону на рубаху и поджег свечой». И тут по коридору гулко прокатилось: «Доктор! Барин кончается!»

Когда я вбежал за ширму, Говоров уже был мертв. Всю дорогу назад у меня перед глазами стояло его застывшее лицо. Я ни в чем не был перед ним виноват, а чувство вины не покидало. Подъезжая к Москве, я твердо решил, что так этого дела не оставлю. Обращусь с письмом к самому государю, но Петрищев будет наказан! Господи, как наивен я был! Мне ли бороться с сильными мира сего! Едва успел умыться и поесть, как явился порученец от генерал-губернатора с пакетом. В самой суровой форме мне предписывалось молчать об увиденном. Если же, вопреки всему, в обществе возникнут нежелательные слухи о насильственной смерти Говорова, я обязан утверждать, что все случившееся – результат помутненного разума.

После смерти Говорова состояние наследовал малолетний сын его кузена, а материальные дела Петрищева неожиданно пошли в гору. По Москве ползет слух, что этому поспособствовало его опекунство, однако дальше приватных разговоров дело не идет. Наследники в суд не подают, посторонние громко высказываться опасаются. Доказательств воровства никаких, а Петрищев приходится родней московскому генерал-губернатору. А хуже всего то, что носить в себе тайну смерти Говорова мне становится все труднее. Я выбрал тебя, самого близкого мне человека, и все описал, но теперь меня одолели сомнения. Стоит ли вовлекать тебя в эту историю? Ведь то, что знают двое, знают все! Словом, письмо лежит у меня на столе, и я не уверен, что не порву его».

Письмо доктор не уничтожил, раз я держала его в руках. Другое дело, мне никогда не узнать, как письма доктора оказались у знакомого Павла Ивановича. Тут приходилось полагаться на заверения, что они честно куплены. Неизвестный передал письма Шенку для ознакомления, а тот приобщил их к архиву и спрятал. Понимал, что рискует, и все равно спрятал. Очевидно, считал, что они являются ключом к секрету Говорова.

Секрет Захара! Он заплатил за него жизнью, а стоил ли он того? Я почувствовала горькое сожаление. Такая трагическая судьба! Красавец, богач, герой войны, а жизнь не сложилась. И кто виноват? Царь? Несомненно! Когда дело касалось угрозы трону, «душка» Александр не колебался и твердой рукой искоренял вольнодумство. Однако он был достаточно хитер, чтобы не идти на открытый конфликт. Хорошо помнил, что случалось с русскими царями, когда дворянство было ими недовольно. Поэтому Говорова и не заключили в крепость. К чему лишняя огласка, если все можно сделать по-тихому? Значит, домашний арест и лишение всех прав – воля императора. А остальное? Отдав Говорова под опеку «надежному человеку», царь своего добился, какой же ему был смысл опускаться до мелочных придирок? А вдруг бы все выплыло наружу? Подобные действия могли вызвать в свете скандал! Получается, забор, заколоченные окна, истязания – это все придумки Петрищева. И делалось это, чтобы заставить Говорова отдать заветную вещь. А тот не уступил! Характер не тот! То, чем он владел, Говоров ценил больше собственной жизни. Что же это могло быть? Кухарка сказала, заморская редкость. Какая? Говоров их накупил немало, какая же так «зацепила» Петрищева, что он махом перечеркнул многолетнюю дружбу? Найти бы красную тетрадь, которую спрятал доктор! В ней наверняка содержался ответ!

Я насмешливо покачала головой. Мечтательница! Будто одна я хотела ее иметь! Жена Шенка говорила, что приходивший к мужу человек тоже упоминал красную тетрадь. И Шенк наверняка ее искал. Я бросила взгляд на коробку у своих ног. В ней уже ничего, кроме выстилающих дно старых газет, не было. На душе стало совсем погано. Не люблю я неудачи! Не сдержавшись, с силой поддала коробку ногой. Пустая, она легко заскользила по паркету, зацепилась за край ковра и перевернулась набок. Газеты вывалились наружу, а поверх них тяжело плюхнулась тетрадь в красном переплете. Я глядела на нее и боялась поверить удаче. Сомнения отпали, только когда прочла заголовок: «Записки сумасшедшего. Истории из жизни». Она! Первым порывом было пролистать станицы и узнать, чем же таким владел Говоров! А главное, куда он «это» спрятал! Желание понятное, но нереальное. Попробуй угадай, в каком месте написано именно об этом!

Записки начинались весьма прозаически:

«Несмотря на то что я пред всем светом объявлен сумасшедшим, мой разум ясен, а дух ропщет. Стало бы легче, если бы я оказался способен принудить себя к смирению, но это не по мне. От предков я наследовал вспыльчивый нрав и не умею терпеть над собой насилие. Дабы действительно не сойти с ума, решил