Читать книгу - "Идеальная девушка - Рут Уэйр"

воображаемой подружкой любого прыщавого тинейджера, и тот факт, что ее убили, сделал фантазии о ней несбыточными и безопасными.

– Как бы то ни было, – продолжает Джерайнт, – я продолжал читать все статьи по этому делу и в начале текущего года сам написал одну. Она была озаглавлена «Смерть мажорки – десять лет спустя. Десять вопросов, оставшихся без ответа». Не читали?

Ханна отрицательно качает головой.

– Моя статья нашла широкий отклик и… Короче, мне поручили подготовить серию из десяти подкастов.

– Ясно, – произносит Ханна. Непонятно почему, слово «подкаст» раздражает ее еще больше, чем «статья». Тут ей вдруг приходит в голову неожиданная мысль. – Вы, случаем, не записываете наш разговор?

– Э-э… нет. Пока нет. То есть для себя я обычно делаю запись, однако сегодняшний разговор не пойдет в эфир. Я еще не закончил расследование. Вы не хотите, чтобы я записывал? Я могу делать пометки от руки, если так будет вам спокойнее.

– Да, я предпочла бы последнее, – напряженно сообщает Ханна. Она понимает, что поступает нелогично. Какая разница между ссылкой на бумажную запись и ссылкой на запись в телефоне? И все-таки ей невыносима мысль, что ее дрожащий голос будет вновь и вновь звучать в кабинете журналиста, когда тот начнет работать над текстом о трагедии.

– Да, конечно. – Джерайнт убирает телефон и достает авторучку и блокнот. – Хочу сразу честно заявить: я не намерен обелять Невилла или доказывать его невиновность, если убийца действительно он. Именно поэтому я и хотел с вами поговорить, убедиться, что ничего не напутал. Я лишь хочу понять, что произошло. В этом деле есть пробелы, которые я так и не сумел заполнить.

Ханна оставляет это заявление без комментариев. Она с такой силой сжимает стакан, что белеют пальцы.

– Вы не против… я могу вас попросить по порядку вспомнить, что случилось в ту ночь?

Лицо Джерайнта приобретает новое выражение, он сплетает и расплетает пальцы, играя авторучкой.

Ханна делает глубокий вдох. Для нее во всем этом нет ничего нового, она проходила через такое тысячу раз. Боль, по идее, должна была притупиться, но она по-прежнему сильна. Однако лучше будет выложить все. Может, тогда он успокоится и распрощается со своей фантазией.

– Это произошло поздно вечером. Я сидела в баре колледжа. Хью тоже там был. И Райан. Эмили работала в библиотеке. Уилл уехал на выходные домой. В тот вечер шел последний показ «Медеи», пьесы, в которой играла Эйприл, мы все собрались отметить успех и все такое. Прошло примерно три четверти вечера, когда Эйприл ушла к нам в квартиру переодеться. Вскоре я отправилась на ее поиски.

Вспоминая, Ханна закрывает глаза. Она вновь ощущает мягкую траву под ногами, когда шла вместе с Хью через Парк аспирантов. Снова видит свет в окне Эйприл.

Видит и Невилла. Консьерж выскользнул из подъезда номер 7, двигаясь подозрительно бесшумно для такого высокого мужчины. Ханна застыла на месте, испугавшись, что он ее заметит, но если он и заметил, то не подал вида. Невилл, свернув в сторону, торопливо скрылся в темноте, а Ханна подошла ко входу в подъезд.

И потом… потом…

– Я поднялась по ступеням на нашу лестничную площадку. Дверь была открыта. – Собственный голос Ханны звучит в ее ушах как чужой. – Как в тот раз, когда я вернулась и застала в квартире Невилла. Мне следовало догадаться: случилось что-то неладное. А я не сообразила. Ничего не заподозрила, хотя видела, как Невилл выходил из подъезда.

Картины прошлого, выжженные в памяти, начинают оживать, словно освещенные вспышкой молнии. Вот она берется за дверную ручку. На ковре валяется пучок черных волос – парик Эйприл для «Медеи». А потом…

В этом месте пленка обрывается. «Разум предохраняет себя от чрезмерной боли», – говорил психолог, отчего в душе Ханны полыхнула ярость, так возмутил ее таившийся в словах психолога намек: мол, вы пытаетесь все забыть, думаете только о себе.

– Что было после, я плохо помню. – Ханна подносит стакан к губам и делает большой глоток, чувствуя, как от ледяной воды немеет горло и ломит зубы.

– Память так к вам и не вернулась? – спрашивает Джерайнт, чиркая в блокноте.

Ханна качает головой.

– Иногда бывают проблески во сне. Но я не могу сказать, в какой степени эти воспоминания реальны, а в какой мой разум пытается воссоздать увиденное на свой манер. Мне не на что опереться. Однако я определенно видела, как Невилл выходил из подъезда после того, как покинул нашу квартиру. В этом я ни капли не сомневаюсь.

– Вы, вероятно, не знаете, что Джон Невилл родом из моего города, – произносит Джерайнт.

Ханна поднимает взгляд:

– Вот как?

– Да. Его мать жила за углом, не так далеко от моей тетки. Этот факт, конечно, не снимает с него вины, но позволяет взглянуть на всю историю с другой стороны. Я наслышан о доводах защиты и пробелах в доказательствах стороны обвинении. Дело не только в уликах на месте преступления, хотя они сами по себе непонятны. Никто так и не смог толком объяснить, почему на теле Эйприл не обнаружили следов ДНК Невилла. Ладно, преступник мог быть в перчатках, но он вряд ли сумел бы задушить Эйприл, не получив царапин, без борьбы. К тому же никто не слышал никакого шума, хотя в комнате под вашей квартирой находились люди. Кстати, вам известно, что, по некоторым сведениям, Эйприл на момент смерти была беременна?

Ханна неловко опрокидывает бутылку с водой. К счастью, воды в ней почти не осталось. Ханна торопится подхватить бутылку, прежде чем та скатится со стола, ее щеки пылают, она пытается сообразить, что ответить на столь сомнительное утверждение.

– Извините, – произносит Джерайнт, словно это он уронил бутылку, отодвигает блокнот в сторону и промокает маленькую лужицу салфеткой. – Прошу прощения. Вы, как я вижу, не знали?

– Нет, – упавшим голосом отвечает Ханна. Она невольно подносит руку к своему животу. Ее беременность еще не так уж сильно заметна. Знакомые видят изменения в ее фигуре, но Джерайнт, возможно, полагает, что она просто немного полновата. Ханне почему-то не хочется говорить ему о ребенке.

Она ощущает странную внутреннюю дрожь, это чувство заставляет ее насторожиться. Что это? Ребенок пошевелился? До сих пор она не ощущала его движений, которые, если верить книгам, появляются между двадцать второй и двадцать четвертой неделей беременности. Миновала как раз двадцать третья, и Ханна, затаив дыхание, пытается понять, что это было, – зашевелившийся ребенок или непроизвольное сокращение мышц. Она совершенно перестала слушать, и журналисту приходится ее окликнуть:

– Ханна? Вам нехорошо?

– Все нормально. – Она с трудом