Читать книгу - "Четыре степени жестокости - Кит Холлиэн"

Миссис Рифф нарушила молчание:

— Твой костюм висит на двери ванной комнаты. Я включила душ, чтобы пар разгладил морщинки.

— Я могу идти? — спросил он и вышел лишь после моего согласия. Думаю, его матери все это казалось диким.

Джош пошел в ванную комнату, а я пожалела, что в номере не работает телевизор: какой-нибудь выпуск новостей помог бы разрядить обстановку. Я почувствовала аромат духов миссис Рифф. Он заглушал запах дещевого ковра машинной выделки и покрывала на кровати. Думая о чем-то своем, она надела часы и несколько колец, а затем нерешительно, как слепая, дотронулась до своих волос. На ее щеках проступил нездоровый лихорадочный румянец. Когда она снова посмотрела на меня, ее, похоже, удивило мое присутствие. Я сказала, что соболезную ее утрате, но так сухо и банально, что мои слова прозвучали абсолютно неискренне. Она кивнула в знак благодарности и уставилась на свои колени, раздраженно поджав губы. Я видела, что, несмотря на вежливость и попытку сохранить чувство собственного достоинства, в ней тлел уголек ненависти к таким, как я, словно мы несем ответственность за все беды, случившиеся с ее драгоценным мальчиком. Меня это возмутило, но также помогло успокоиться и отстраниться от ее переживаний. Я не хотела принимать это на свой счет — в конце концов, я не социальный работник.

Джош вернулся в новеньком черном костюме, и мать бросилась к нему, стала оглаживать, пока не посадила костюм так, как ей нужно. Затем они будто забыли обо мне. Сели на кровать и завели разговор. Я перешла в угол комнаты и закрыла глаза. Но трудно не обращать внимания на всхлипывания и долгие паузы, на нерешительные прикосновения к рукам и плечам, словно здесь, как в комнате для свиданий, запрещен контакт между заключенным и членом его семьи. Джош ссутулился и согнулся, словно опасался удара, миссис Рифф смотрела на свои ладони. Тяжелое зрелище, но я подумала, что такова участь тех, кто отбывает длительный срок в тюрьме строгого режима. Забытые дни рождения, пропущенные свадьбы, целая жизнь, прошедшая мимо. Но всякое сострадание к подобным людям исчезает, как только я задумываюсь, почему они оказались в этом месте. Я не знала, что сделал Джош, но это точно было нечто отвратительное и ужасное, и, возможно, одним преступлением дело не ограничилось, раз он очутился в Дитмарше.

Когда наступило время ехать, я не стала надевать на него кандалы, а лишь застегнула на его запястьях пластиковые наручники — их почти не видно было за длинными рукавами пиджака, когда Джош держал руки впереди. Разумеется, наивно полагать, что в обычном костюме у него меньше шансов на бегство, чем в оранжевом комбинезоне зэка, но вести человека на похороны в кандалах казалось мне полным абсурдом. Миссис Рифф направилась к своей машине, а мы последовали за ней. Они вошли в морг вместе, я держалась чуть поодаль. Гроб был раскрыт. На восковом лице с крючковатым носом застыло выражение сурового недоумения. Мы находились в душной комнате со сводчатым потолком. Ко мне сразу вернулись воспоминания о недавней кончине моего отца. Я насчитала семь провожающих, один из них скорее всего сотрудник похоронного бюро. Меня это немного успокоило: чем меньше народу знает об этом безумии, тем лучше. Я подумала, что, возможно, это было спланировано заранее и в морг приехали не все провожающие, чтобы не усугублять позор блудного сына.

Когда служба закончилась, мать и сын крепко обнялись и довольно долго стояли так. Затем они расстались: миссис Рифф должна была проводить своего мужа на кладбище, а мы — вернуться в дом на холме. Заклятие рухнуло, и я снова взяла ситуацию под контроль. Заставила Джоша переодеться в оранжевый комбинезон прямо в приемной, надела кандалы, вывела его на улицу и усадила в седан. Он прижался лицом к холодному стеклу и сидел так, пока мы не выехали на шоссе. Тогда он сказал, что его тошнит и ему нужно выйти.

Я не сразу поняла, почему он так забеспокоился, но затем увидела, что его трясет.

— Только этого не хватало! — в сердцах воскликнула я.

В тот же момент я включила поворотник и стала резко перестраиваться через три линии, сигнализируя другим водителям рукой и внимательно наблюдая за движением. Прежде чем успела выехать на обочину и открыть дверь, его вырвало прямо на виниловое сиденье.

Он кашлял и кричал так, словно ею выворачивало наизнанку. Мне было все равно. То есть я проявила должное беспокойство, как того требовала ситуация, но не забывала, как часто зэки лгут, притворяются и симулируют, чтобы потом в один момент разрушить твою карьеру или даже лишить тебя жизни. Поэтому я вытащила его из машины, прижала к двери полицейской дубинкой — у нас ее называют палка-е…лка, — а затем пристегнула наручники к двери.

— Он ненавидел меня! — сокрушался Джош. — Как же он меня ненавидел!

Он стонал и кашлял, слюна списала с губ, как лоскутки кожи. Потом он стал говорить тише, видно, не осталось сил. Его трясло, и я понимала, что он пережил сильнейший шок.

— Я не знал… Я даже не знал. Боже, как он меня ненавидел…

Я так сильно прижимала дубинку к его спине, что, наверное, оставила на пояснице синяк. Неужели я действительно думала, что он может сбежать здесь, посреди шоссе, в кандалах на руках и ногах, весь в блевоте и в оранжевых штанах? И все же такая вероятность существовала. У нас в комнате для персонала рассказывали и более нелепые истории побегов, и каждый из нас боялся, что с ним случится подобная оплошность.

— Я не знал. — Джош повторил эти слова как заученную молитву таким слабым голосом, что в моем вибрирующем от подозрения разуме созрела мысль выяснить подробности.

— О чем ты не знал? — спросила я, отступая назад и внимательно глядя на него.

Джош повесил голову и забормотал:

— Я не знал, что отец скоро умрет. Не знал, что у него рак, и даже не знал, что он болен. Отец так и не простил меня. Умер, не примирившись со мной…

Джош сказал, что это самое жестокое наказание для него.

За время работы в тюрьме я не раз слышала истории в духе шоу Джерри Спрингера^[1], но с подобной разновидностью семейных конфликтов еще не сталкивалась.

— Ты не знал о болезни отца до тех пор, пока смотритель Уоллес не сказал тебе, что он умер?!

В морге я слышала, как провожающие шепотом говорили о раке мозга и о визитах врача. И по тем неразборчивым деталям, которые мне удалось расслышать, я поняла, что болезнь, начиная от появления первых симптомов и заканчивая госпитализацией, попыткой лечения, а затем смертью, протекала очень быстро и длилась всего семь месяцев. Но почему юношу не предупредили?

Джош рассказал о визитах матери, о том, что она ему ничего не открыла. Вела себя так, словно все в порядке. Она извинялась за отсутствие отца, ссылаясь на то, что он слишком занят на работе и не смог приехать вместе с ней.

— Он даже не хотел меня видеть. Так было всегда, — пробормотал Джош.