Читать книгу - "Убийство под Темзой - Иван Иванович Любенко"

— Сколько с меня?

— Двадцать пенсов.

К неудовольствию извозчика пассажир расплатился медью.

— Прошу прощения, сэр, — недовольно промямлил кэбмен, — но я видел у вас монеты серебром. Не могли бы вы рассчитаться со мной ими?

— К сожалению — нет, — поднимая жёлтый чемодан с металлическими уголками, — бросил Ардашев. — Я не уличный торговец, чтобы копаться в фартингах.[21]

Комната оказалась, хоть и узкой, как гроб, но вполне сносной. Кроме кровати (чемодан упокоился под ней), стула и вешалки в углу приютился небольшой столик с керосиновой лампой. Но главным преимуществом было большое окно, расположенное, как раз напротив двери. И лёжа на кровати, можно было любоваться рекой и проходящими мимо парусниками. Их было гораздо больше, чем пачкающих небо баркасов и пароходов. Ужин тоже был не плох и подавался на первом этаже, в столовой, куда спускались остальные постояльцы. Не прошло и десяти минут после заселения, как миссис Тейлор принесла кувшин с тёплой водой, полотенце и таз для умывания. Побрившись, Клим надел свежую сорочку и спустился вниз, где его ждал приличный кусок свинины с картофелем и свежими овощами. Обещанная кружка портера оказалась очень кстати. Выкурив папиросу, он прогулялся вдоль реки и в первом же газетном киоске купил карту Лондона с подробной схемой метро и номерами маршрутов омнибусов с обозначенными остановками.

К своему удивлению, Ардашев заметил, что из-за тумана газовые фонари в Лондоне не гасили даже днём. Правда, газовое освещение уже уходило в прошлое, и центральные улицы освещались электричеством. Повсюду были протянуты телеграфные и телефонные провода, опутавшие город проволочной паутиной. Технический прогресс шагал по планете быстрее, чем обычный человек мог к нему привыкнуть. В столице Британии это было особенно видно.

Вечером усталость дала о себе знать. Новый постоялец плавучей гостиницы провалился в сон почти сразу, стоило лишь коснуться подушки.

А на следующий день, полный сил и надежд, поблагодарив миссис Тейлор за яичницу с ветчиной и ароматный кофе, русский студент первым делом проехал по городу на экскурсионном омнибусе, а потом отправился к Тауэрскому тоннелю на встречу с профессором Пирсоном.

III

Ардашева доставили в полицейское управление на Кингс-Кросс-Роуд. Российского поданного сначала завели в комнату регистрации и, отобрав заграничный паспорт, составили протокол задержания, но сразу почему-то не допросили. Полицейский снял с Клима наручники и повёл по коридору с зарешечёнными окнами. Камера находилась в южном конце здания.

Когда за спиной захлопнулась обшитая железными листами дверь, студент огляделся. Он оказался в небольшом кирпичном помещении с белёными стенами, примерно, две сажени в длину и два с половиной аршина в ширину со сводчатым довольно высоким потолком и цементным полом. В дверь был врезан глазок, отверстие для подачи пищи, а под ним крепилась деревянная полка, куда ставили миску с едой. Тут же находился электрический звонок для вызова охранника и одно зарешечённое окно. Оно располагалось над дверью и с его наружной стороны имелась газовая горелка с рефлектором. У противоположной от двери стены — деревянные нары шириной не более аршина. На них — соломенный матрац и такая же подушка с грубым серым одеялом. При входе — ватерклозет. Водяной бачок был выведен наружу. В камеру выходило только кольцо для смыва. Вскоре в дверь просунули еду: полпинты супа,[22] пять унций[23] белого хлеба и один фунт[24] варёного картофеля. К еде узник не притронулся. Он пил только воду, стоящую в железном баке, к которому прикрепили небольшой ковш на цепи. Сильно хотелось курить, но папиросы, спички, часы и деньги отобрали при личном обыске после регистрации задержания.

В голове арестанта проносились десятки мыслей. Они перемешивались, точно в чане, и превратившись в непонятную массу, улетучивались в небытие, но им на смену приходили другие, ещё печальнее. Клим, сидя на нарах, тёр ладонями лицо, пытаясь прийти в себя, но ничего не помогало. Даже пальцы рук предательски дрожали, и влажным голышом в горле вставал противный комок, которой никак не удавалось проглотить. На глазах наворачивались слёзы. Он поднимался и нервными шагами мерил камеру: три с половиной шага вперёд, три с половиной — назад. В конце концов он не выдержал и нажал на электрический звонок. Громыхнула дверная кормушка.

— Что случилось? — прокашлял охранник на английском.

— Почему меня до сих пор не допросили? — возмутился Ардашев.

— Не могу знать.

— В таком случае, я требую вызова российского консула! — прокричал узник.

— Хорошо. Я передам начальству, — ответствовал страж и захлопнул окошко.

Когда стало темнеть, с коридорной стороны окна загорелся газовый рожок, и в дверной кормушке появился ужин: — пинта[25] овсяной каши и пять унций[26] белого хлеба. И вновь арестант отказался от еды. Он решил прилечь и развернул матрас. Заснуть мешал шорох, раздающийся в углу. Вглядываясь в темноту, Клим увидел огромную крысу, появившуюся из канализационного отверстия. Она сидела и смотрела на арестанта, точно это была её камера, а он — новичок, невесть как тут оказавшийся. По всему было видно, что эта британская тварь не только не боялась человека, но и презирала его. Клим резко поднялся и с такой силой ударил ногой по серой наглой морде, что послышался хруст костей и жалобный писк. Он загнал незваную мерзость в угол и топтал каблуками до тех пор, пока та не испустила дух. Ардашев вновь надавил на пуговицу электрического звонка. По коридору послышались шаги, и кормушка открылась. Послышалось уже знакомое:

— Что случилось?

— В камеру проникла крыса. Я убил её. Уберите.

— Ещё чего! Уборка завтра, — огрызнулся стражник.

Не раздеваясь, Ардашев прилёг. Укрывшись крылаткой, он смотрел на колеблющееся газовое пламя, выбивающееся из розетки, пытаясь сосредоточиться и не заметил, как уснул. Пригрезился кошмар. Ему привиделось, что над ним склонился Александр Ульянов с петлёй на шее, вытаращенными глазами и высунутым языком. Труп хохотал, пытаясь дотянуться до горла острожника. Клим схватил нападавшего выше локтей, но они оторвались, точно бумажные, и остались у него в руках. Знакомое лицо казнённого студента разразилось гомерическим смехом, помахало обрубками, и вдруг стало крысиным. Ардашев открыл глаза и сел. Сердце билось, точно пойманная птица угодила в силки. Тыльной стороной ладони он вытер со лба липкий пот и только потом вспомнил, что у него остался носовой платок. Он выпил воды и, смочив платок, вытер лицо. Стало легче. Пламя, выходящее из газовой горелки, весело колебалось за коридорным стеклом, бросая тени решёток на стены и пол. «Интересно, который час? — подумал студент. — Тут даже луну не видно. В российских тюрьмах,