Читать книгу - "Игра против правил - Александр Сергеевич Рыжов"

ЖЭКе сантехником. Алексею подумалось, что спецовка и ящик с инструментами — надежное прикрытие. Ходит себе мастер по квартирам, выполняет служебный долг.

— Отлично. Правда, у меня ключей нет, в милиции забрали…

— Зачем они мне? — Шура показал на валявшиеся на полу наручники, которые с такой виртуозностью расстегнул. — У меня при себе целый набор железа, я твои замки в два счета открою. Что принести-то?

— Из одежды что-нибудь, желательно потеплее. И… у меня в шкафу, под простынями, сто рублей заныкано. Если при обыске не забрали.

— В шкафу под простынями? Неоригинален ты, брат… Ладно, принесу.

— А нам что делать? — Анке не сиделось на месте, она елозила, как на припекающей сковородке. — Я тогда буду Шуру прикрывать. Покараулю возле подъезда на случай, если менты нарисуются.

— Хорошо. — Алексей подумал, что это будет самое безобидное поручение, ничем девушке не грозящее.

Изобрести бы еще что-нибудь для Хряка и Мигеля… Только напряг извилины, а Хряк, уже изрядно отягощенный алкоголем, взял и изобрел сам:

— Ты это… не рыпайся. Я тут пошурупил, — он поскреб грязным ногтем по переносице, — и придумал. Надо, короче, на ту гопоту выйти, с которой у нас махач был. Если они замешаны, я их по одному передушу… так и заказчика вычислим.

Касаткин собрался было заметить, что передушенные свидетели вряд ли способны дать показания, но не стал придираться к речевым оборотам. Хряк — гений! Продажные гопники — главная на сегодняшний день зацепка. Их причастность к налету на квартиру Миклашевских сомнений не вызывает, с них и надо начинать. Потянуть за ниточку, а там, глядишь, и узелок покажется.

Рассудительный Мигель отнесся к проекту Хряка критически:

— Как ты их будешь искать? Весь Питер облазишь? Этой швали как жуков навозных…

Очень не любил Мигель гопников. Видать, неоднократно от них получал. Даже антигопническую песню написал и пел ее с такой выразительностью, будто против американской военщины протестовал.

Хряк допил вино, с сожалением задвинул порожние бутылки под верстак.

— Спокуха. Одного из них я знаю. Панкер его кличут.

— Из ваших, что ли?

— Был из наших, но опозорил светлые идеалы панк-рока. Теперь с этими гнидами кантуется, падаль… Но я его достану! Он у меня все как на блюдечке выложит… чтоб мне больше ни разу ля-минор не взять!

— Ты не гарцуй, Хряк, — осадил его Мигель. — У него видал, какая кодла? Они тебя сами на гитарный гриф вместо струн натянут.

— Пусть только попробуют!

Хряк в пьяном угаре шандарахнул кулаком по верстаку. Гараж содрогнулся, винные бутылки с дребезгом покатились по полу.

— Прекратили! — прикрикнул на них Касаткин.

Как самый здравомыслящий, он имел на это право. А еще хотел, чтобы они поскорее куда-нибудь укатились. Разобраться надо, распутать клубок…

Первым ушел Шура, а с ним и Анка. Она пообещала по дороге назад прикупить съестного. Заботливая!

Примерно через полчаса после их ухода Мигель вывел накидавшегося Хряка. Тот все рвался отправиться домой на мотоцикле, прокатить и себя, и спутника с ветерком. Мигелю стоило немалых трудов отговорить его от этой затеи.

— Вы к гопникам в таком виде не суйтесь, — предупредил их Касаткин. — Навешают…

— Я-то не сунусь, — ответил Мигель, который, как и Анка, почти не пил. — Да и он не полезет. До завтрашнего утра храпеть будет в обе дырки…

Когда они ушли, Касаткин запер двери гаража изнутри и улегся на раскладушку. Заскрипели пружины, полотнище прогнулось под ним, и он как будто в нирвану погрузился. После жесткой шконки в милицейской каталажке — поистине райское блаженство!

Страх, что его накроют здесь, отсутствовал. Он не был по природе фаталистом, но осознавал: не за тем провидение позволило ему вырваться на волю, чтобы упрятывать обратно. Он должен что-то сделать, как-то изменить свою судьбу.

Прилег с твердейшим намерением в тишине и покое рассудить здраво, сложить воедино разрозненные факты, но вместо этого ухнул в клейкий, засасывающий сон. После нервотрепки, связанной с побегом, организм взывал о пощаде и отдыхе.

Раскладушка под Касаткиным закачалась, как палуба шхуны, рассекающей океанскую гладь. И вот он уже представил себя бравым моряком, который лезет на мачту, чтобы подправить снасти. А внизу стоит Клочков, да не в своей комичной пиратской повязке, а в капитанской фуражке с якорем, и, задрав голову, надсаживает медную гортань:

— Каса-аткин! Грот подтяни… Да не так, проглоти тебя кальмар! Сильнее за шкот тяни, сильнее! И про корму не забывай!

При чем здесь корма и какое отношение она имеет к парусам, Касаткину узнать не довелось. Лицо Николая Петровича внезапно исказилось, и он во всю мочь застучал-заколотил подзорной трубой о железный бак, выросший рядом с ним, как гриб из земли. Грюк, грюк, грюк!

— Леша! Эй! Ты где?

Касаткин в первое мгновение чуть с мачты не свалился. Как это — где? Вот же я, на грот-брам-бам… хрен знает какой рее! Ужели Петрович не видит? Приставил бы свой оптикус к глазу — сразу бы разглядел.

А дальше — еще чуднее. Густой рык Клочкова преобразовался в высокий женский голос:

— Леша! Ты там? Открой, это я!

Тут Касаткин и проснулся. Подскочил на раскладушке, заозирался, спросонья долго не попадал ногами в ботинки. А двери гаража сотрясались от громыханья, и снаружи — уже явственно и определенно — летел голос Анки:

— Леша! Да открой же ты!

Встал, наткнулся на невидимый верстак. В гараже было темно. На улице уже свечерело, а лампочку он выключил, когда лег поразмышлять. Вслепую нашарил засов, отодвинул. Двери распахнулись, и в гараж ворвалась Анка. В свете уличных фонарей он разглядел ее растрепанные волосы, побледневшие щеки.

Обнял, прижал к себе. Получилось неосознанно, а она и не противилась. Приникла к нему, задышала часто и прерывисто.

Он провел рукой по ее макушке.

— Что с тобой?

Она всхлипнула.

— Шуру… повязали!

Глава 7

В меньшинстве

Было так. Анка с Шурой доехали на автобусе до Анникова проспекта. В целях конспирации стояли в разных углах и делали вид, будто друг с другом не знакомы. Из тех же соображений, выйдя на остановке, шли к дому Касаткина порознь, соблюдали дистанцию. Потом Шура в своей приметной жэковской спецовке и с деревянным ящиком в руке вошел в подъезд, а Анка осталась стоять во дворе. Чтобы не привлекать внимания, села на качели и стала потихоньку раскачиваться. По росту и комплекции она вполне могла сойти за школьницу, так что невинное детское занятие никого бы не удивило.

Она не помнила, сколько прошло времени. Во дворе было пустынно, погода не располагала к прогулкам, даже старушки