Читать книгу - "Игра против правил - Александр Сергеевич Рыжов"

в тот вечер, после драки с гопниками, высказала Касаткину свое «фе». Но никто понятия не имел, как действовать, чтобы помочь несчастному сидельцу. Не брать же штурмом милицейский оплот…

И только Хряку было все пофигу. Когда он увидел из окна процессию с подконвойным, в нем сидело уже граммов полтораста портвейна и стакан пива. Он чмокнул свою возлюбленную, попрощался с ней, сел на мотоцикл, на котором приехал на свидание, и занял позицию возле дома Миклашевских.

Алексей заблуждался — плана у Хряка не было, им двигали отвага и наитие. Подвернулся удобный случай: задержанный вышел в сопровождении одного-единственного милиционера. Хряк воспринял это как знак судьбы… остальное известно.

— А если бы вас догнали? — допытывался Мигель. — Тогда бы тебя закрыли не на пятнадцать суток, а лет на пять.

— Догнали? Кто? Эти черепахи? — Хряк дотянулся длинной рукой до «Урала», похлопал по сиденью. — Батин моцик ни разу не подводил. Гепард!

— Как у тебя еще права не отобрали… — пробормотал Шура Давыденко.

— А у меня их нет. И сроду не было…

Нервное возбуждение, владевшее Касаткиным во время побега и умопомрачительной езды по городу, спадало. Появилась возможность оценить ситуацию. Итак, что мы имеем? Он сбежал из-под стражи, усугубив и без того серьезные обвинения, выдвинутые против него следствием. Документов у него нет, денег тоже, жить ему негде. Есть и другие негативные моменты, но хватит пока и перечисленных.

Что в плюсе? Вроде не так много, но если вдуматься… В СИЗО он был бы обречен на пассивное ожидание суда, который, с изрядной долей вероятности, вынес бы обвинительный приговор. А далее — колония, Магадан, лесоповал… И он никоим образом не в состоянии был повлиять на неотвратимый ход событий. Ныне же он свободен! Да, это свобода волка, которого преследуют охотники, и все же, и все же… Лучше волк гонимый, чем волк за решеткой. Припомнилась песня Мигеля — что-то про зоопарк, в котором мы живем, и про то, что пора его покинуть.

Касаткин тряхнул руками в кандалах.

— Есть напильник?

Хряк ногой выдвинул из-под кресла ящик с инструментами. Анка покопалась в железяках, нашла ножовку по металлу.

— Это годится?

— Вообще красота!

Она приладилась, стала пилить перемычку, соединявшую кольца наручников. Шура Давыденко поднялся с приставленной к стене раскладушке, где лузгал семечки, сплевывая шелуху в газетный кулечек, отряхнул пижонские брюки и подошел к Касаткину. Сунул руку в ящик, вытянул отвертку, а за ней чертилку с победитовой напайкой.

— Дай, я.

Анке не хотелось признавать свое поражение, но она выбилась из сил, а сделанный ею надрез был невелик. Она отодвинулась в сторону, ссыпала с колен железные опилки. Шура поковырялся в замочной скважине наручников сначала чертилкой, потом отверткой, и — чудо! — оковы разомкнулись. Касаткин, как освобожденный пролетарий, сбросил их с рук, помассировал натертые запястья. Уважительно посмотрел на Шуру.

— Спасибо! Где так навострился?

— Талантливый человек талантлив во всем, — скромно ответствовал Шура.

— Он в детстве с малолетними урками киоски по ночам вскрывал, — просветил из своего угла Мигель.

Хряк, про которого на время забыли, заворочался в кресле.

— Слышь, ребзя… выпить у кого-нибудь есть?

— А то!

Мигель явил на свет полотняную сумку, вынул из нее и водрузил на верстак две бутылки розового столового вина по рубль двадцать за штуку.

Хряк не выразил ни восхищения, ни благодарности.

— А «топоров» нет? Или «Бухаряна»?

«Бухаряном» называли белый портвейн с привкусом горелой резины, который, если верить городской легенде, гнали из старых калош.

Хряк, несмотря на относительный достаток в его аристократической семье, пил все, что горело, предпочитая шмурдяки подешевле и позабористее. В фаворе у него, помимо водки, были и плодово-выгодные «слезы Мичурина», и узбекский «Копетдаг», и красный «Солнцедар», он же «Скипидар», он же «Клопомор», который делали из виноматериалов, привозимых из Алжира. Легкие вина крепостью в десять-двенадцать градусов в этом списке занимали места в самом низу и допускались в виде исключения, с формулировкой «за неимением лучшего».

— Ну не пью я бормотуху, Хряк, — усовестила его Анка. — У тебя здесь посуда есть?

— Есть. А еще есть плитка. Давайте подогреем, что ли…

По рокерским поверьям, слабенькое сухое вино становилось крепче, если его нагреть в духовке градусов до шестидесяти.

Насколько понял Алексей, гараж принадлежал отцу Хряка. За ним же числился когда-то и мотоцикл. Все это папаня перед отъездом за бугор переписал на сына.

Мать Хряка три дня назад уехала с балетной труппой на гастроли в Монгольскую Народную Республику, а беспутного отпрыска оставила на хозяйстве. Квартиру он мгновенно превратил в питейное заведение, пробовал там же устроить репетиционную, но пришли соседи снизу и пригрозили нажаловаться из-за превышения допустимого уровня децибелов. Тогда Хряк пригласил всех в гараж. Здесь можно было шуметь в любое время дня и ночи. Он отдал Мигелю запасные ключи, чтобы в отсутствие хозяина рок-братство имело возможность приходить сюда и отрабатывать исполнительское мастерство. Вот почему беглый Касаткин застал под низкими, прокопченными выхлопным газом сводами близкую его сердцу компанию.

Гараж был обставлен хаотически, но не без комфорта. Чувствовалось, что его владелец принадлежит не к среднему советскому классу. Сбоку от раскладушки примостилась электрическая плита с духовой камерой и с полустертой надписью «ЭПЯ-1» на панели. Устаревший образец бытовой техники, вместо которого на кухне в квартире Хряка красовалась югославская трехконфорочная новинка.

Чуть дальше громоздился холодильник «ЗИЛ», еще одна устаревшая модель, выставленная из квартиры ввиду своей несовременности. В гараже эти пережитки прошлого прекрасно вписывались в антураж и продолжали служить верой и правдой, так же как гундосившая на верстаке радиола.

Хряк загрузил обе винные бутылки в духовку, поставил переключатель на средний режим и снова развалился в кресле. На две-три минуты все замолчали, глядя на емкости с розовым нектаром сквозь замутненное стекло духовой камеры. Происходившее внутри плиты священное действие вызывало трепет и оцепенение.

В наступившей тишине голос радиодиктора сделался четче:

— Вчера ленинградская «Аврора» встречалась на выезде с командой из Воскресенска. Матч завершился со счетом 7:1 в пользу хозяев льда. Единственную шайбу в составе ленинградцев провел на пятьдесят пятой минуте Константин Киселев с подачи защитника Никиты Чуркина. «Аврора» по-прежнему занимает последнее место в чемпионате СССР и свой следующий матч проведет десятого ноября в Риге…

— Выключите, — попросил Касаткин. — Не могу это слушать.

Анка щелкнула тумблером, и радиола затихла.

— Летят твои как фанера, — съехидничал Мигель. — А нечего было игроками разбрасываться.

Алексей промолчал. Поддакивать было противно, а возражать… Что возразишь? В натуре, летят. И проблема не в одном отсутствии нападающего Касаткина — не настолько он ценный кадр, чтобы из-за него