Читать книгу - "Гром над пионерским лагерем - Валерий Георгиевич Шарапов"

там, в пустом котелке?! Какие голоса она там слышит? Откуда с ней папа говорит, погибший сто лет назад?!» Палкин погиб, сгинул — это Колька знал твердо. Была робкая надежда: «А может, она просто больная? Бывают же такие, с голосами в голове».

Ну нет, она нормальнее его, просто злая и опасная, а теперь еще осознавшая свою безнаказанность, увидевшая новый способ издеваться над людьми — подчинять, дергать за веревочки.

Да не может ребенок, девочка, в самом деле так себя вести! И не была она такой — она была умной и хорошей, они с Наташкой крепко дружили, и единственное, что могли натворить, — сбежать гулять, не сказавши адреса. Что с ней случилось?

Тут его легонько толкнули промеж лопаток, поинтересовались, не подвинется ли товарищ, поскольку конечная.

Конечная, точно. Совсем конечная.

И что делать-то? Тут вдруг вспыхнуло в мыслях, как лампочка с буквами в метро, как выход: очисти голову от мыслей. «Во, точно. Выкинешь все из чайника — и руки перестанут трястись», — обрадовался Колька и тотчас увял, потому что вспомнил, откуда взялась эта идея: это любимый совет Германа Вакарчука, врага без дураков, фашиста, карателя и убийцы. Враг учил такому, что помогает и годы спустя, а он, правильный Колька, такое всеял в голову испорченной девчонке, что теперь сам трясется — что-то вырастет?

И все-таки голову Колька очистил и внешне исправно побывал у родных в гостях, улыбался и рассказывал о житье-бытье (и о лагере) в самом юморном свете. Наташка хохотала, радуясь за успехи и Кольки, и своей обожаемой Соньки, мама улыбалась и отец.

А ближе к вечеру, собираясь восвояси, Колька спохватился: вот пустоголовый! Подарок-то Ольге! Он глянул на часы — ну все теперь, нигде не купить. Надо было сразу ехать за «Педагогической поэмой» на Кузнецкий или на Тверскую за пирожными.

Вот неясно, что там мама уловила без слов, только она, оставив сборы пищепродуктов «с собой», с таинственным видом отозвала сыночка в комнату и вручила удивительную коробочку из лакового невесомого, мятного какого-то картона. На крышечке — море и корабль, золотистая надпись «Приморье». Колька, отщелкнув крышечку-клапан, обалдел: внутри была удивительная удлиненная бутылочка, слегка зауженная, зеленоватая — в точности как морская капля, замершая в полете, даже легкие пузырьки застыли внутри.

— Что это, мама? — с благоговением спросил он.

Мама, ужасно довольная, охотно пояснила:

— Папе привезли из Хабаровска, а мне они точно не подойдут.

— Почему?

— А сам понюхай. — И бестрепетной рукой открыла драгоценную пробочку.

Ох. У Кольки дух захватило: запах еще не выпущен — а уже голова закружилась от свежести и какого-то простора, что ли. Как будто стоишь утром на берегу настоящего океана и вдыхаешь запах бриза, соткавшегося прямо из утренней прохлады…

— Оле, — предписала мама. — Для нее.

Ну и пироги, конечно, всучила, не без этого. Вот так все и решилось, на пустую голову. Вот бы все так решалось!

Направляясь на вокзал, Колька, чтобы ободриться еще раз, бережно достал коробочку с удивительными духами, не смея открыть флакон, просто потянул носом чудодейственный запах. И надулся жизнелюбием, ощущая себя воздушным шаром, рвущимся в голубые небеса.

Чудеса не завершались: прибыв на вокзал и сойдя с трамвая, Пожарский вдруг увидел новую вывеску: «Кафе “Москонторторг”». Чувствуя фарт, он сообразил: раз «торт» — должны быть и пирожные. Вошел и снова обалдел.

Аромат приморских духов, должно быть, перенес куда-то в дальние страны. С высоких, бесконечных потолков струился золотистый, шанхайский свет, мерцали южными звездами огоньки в хрустальных плафонах, лежали набережными мраморные столешницы, выскобленные до блеска, сияли ледяным блеском отдраенные стекла витрин — а за ними!.. О-о-о… Вот это да. Корзинки маленькие, золотистые, с кружевным краем, наполненные ярко-красной благодатью, невесомые безе, белоснежные облака, тронешь — развеются, как сон. Невиданные торты, крошечные, на укус, но точно известно — после этого никогда не станешь прежним.

Царица этого всего — красивая, в крахмальной кружевной короне на голове — с веселым изумлением спросила:

— Вы ко мне, молодой человек? У нас закрыто на спецобслуживание.

Колька моментально севшим голосом просипел:

— А можно мне… пирожные?

— Проголодались? — заботливо уточнила царица, и ее черные глаза заискрились от смеха.

— Мне того… в подарок.

Точно, фарт не оставлял. Царица, сохраняя вид строгий и неприступный, быстро выколотила из ошалевшего клиента признание в любви к одному эклеру, двум безе и кусочку торта, все это упаковала в коробочку и перевязала обычным шпагатом так, что он был красивее любой атласной ленты. Колька уже стоял с деньгами наготове, точно умоляя забрать их у него, обменять презренные бумажки на ожившую сказку. Царица поблагодарила за покупку и пригласила заходить еще, только в подходящее время. Колька заверил, что придет обязательно, и поплыл, не касаясь пола ногами, к выходу.

В двери парень столкнулся с группой товарищей, которых, видимо, и ждали. Такие все седые, строгие, кто-то с портфелями, переговаривались, продолжая обсуждение:

— Если мы перекроем участок на два часа, успеем ли заменить стрелочный перевод?

— Да, товарищ Смирнов, если подключим бригаду с Савеловского.

— Оформляйте, и чтобы на завтра прислали свежие графики…

Колька заметался, прижимая драгоценную коробочку к груди, попытался пробраться по стеночке, но тут один, самый важный и насупленный, в роговых очках, пронзил его ястребиным глазом, строго спросил:

— Вы ко мне?

— Нет, я это…

Но тот уже шел к другой исторической ситуации, все тоже следовали за ним. И лишь один, чернявый, с большим носом, в форме без погон, походя сунул Кольке в карманы — руки у парня были заняты — два огромных апельсина.

Только вывалившись из чудо-царства и отдышавшись, Колька вспомнил, что забыл даже спасибо сказать. Он обернулся: поздно, двери уже были закрыты, и висит табличка: «Спецобслуживание».

— Ох, товарищи, — только и выдохнул Колька, ощущая, что счастье внутри просто не помещается.

…Путешествие по волшебной стране, где голова пуста, желания исполняются, а первые встречные дарят апельсины, закончилось так.

В ожидании поезда пассажиры занимались кто чем: кто искал билеты, которые только что были в руках, кто оттаскивал своих сорванцов от края платформы, когда они впивались взглядами в сумерки, выглядывая состав.

Колька с полными карманами и руками сокровищ стоял на перроне и витал в облаках. Воздух был плотным от запахов креозота, дизеля, кое-чего неаппетитного и головокружительного аромата жареного лука и картошки. Последние райские ароматы распространяла укутанная, как на чайник, тетка. Она как будто просто так сидела на собственной табуретке и как бы между прочим что-то выдавала торопившимся гражданам в обмен на мелочь. Свертки она извлекала откуда-то из-под себя. По всему видать, это была авторитетная