Читать книгу - "Любовь по контракту, или Игра ума - Карина Тихонова"

– Да. Я купил сервиз в Лондоне.

– Он расписан вручную, – заметила Левицкая и покрутила чашку на блюдце:

– Тонкая работа.

Я кивнул. Мне этот сервиз тоже нравился. Чего я органически не выносил, так это аляпистую разноцветную «Мадонну», которая служила показателем благосостояния в восьмидесятых. Сервиз, который я привез для собственного удовольствия, не имел с ней ничего общего. Тоненький, как бумага, фарфор, расписанный видами сельской Англии. Краски были пастельные, нежные и настолько прозрачные, что почти терялись в ярком свете. Пейзаж на чашечках ни разу не повторялся.

Помню, как долго я рассматривал его в магазинчике на Беркли-сквер, где продавали старинные вещи. Сервиз стоил целое состояние, и я несколько раз уходил, разумно решая, что это слишком дорого. Но перед отъездом, как безумный, бегом ринулся в знакомый магазин, опасаясь только одного. Что сервиз продан.

– А чем занимается ваш сын?

– Пока учится. В Плехановке, на экономическом.

Она с уважением наклонила голову.

– Молодец! Сам поступил или помогали?

– Или, – со вздохом признался я. – Он учится на платном. Там из вступительных экзаменов – одно собеседование.

В глазах гостьи заплясали чертики:

– А почему не на юридическом? Платном, я имею в виду?

– Чтоб перед коллегами краснеть не пришлось, – откровенно высказался я.

Левицкая расхохоталась. Я улыбался несколько вымученно. Ей легко смеяться. Чужие дети – чужие проблемы.

– А сам-то он куда хотел?

– В премьер-министры, – угрюмо ответил я. – Только с условием, что работать будет заместитель.

– Такой ленивый?

– Фантастически!

Тут я заметил, что увлекся и слишком разоткровенничался. Но гостью уже было не остановить.

– А ваша жена? Чем она занимается?

– Алена? Она работает в юридической консультации.

Я решил не говорить, что она работает там секретарем, но почему-то сказал. К моему удивлению насмешек не последовало.

– Наверное ей трудно было совмещать учебу с домашним хозяйством, – сочувственно сказала Левицкая.

– Наверное трудно, – согласился я. – Однако тысячи женщин это делают. И потом, какой бы я ни был плохой, я ей помогал.

– Поддерживали морально? – спросила она насмешливо.

Я молча посмотрел барышне в глаза. Кажется, я начинал что-то понимать. Похоже, что госпожа Левицкая, женщина-танк, российский вариант супервумен, просто нервничает. И нервничает настолько сильно, что маскирует это легким хамством. Не лучший способ скрыть свое смущение, согласен. Но каждый защищается как умеет. Особенно в молодости.

Неожиданно мне стало очень легко. Я откинулся на спинку дивана и впервые за весь день по-настоящему расслабился. Ход моих логических рассуждений легко продолжить. Если она нервничает в моем присутствии, значит, я ей не безразличен. А если я ей не безразличен, то есть два варианта. Либо я ее раздражаю, либо...

Эту мысль я запретил себе додумывать. Почему? Потому, что она мне понравилась. Мысль, я имею в виду.

– Простите меня, – вдруг тихо сказала Левицкая.

– Не стоит.

– Стоит. Я веду себя отвратительно.

Я рассмеялся и пожал плечами:

– В вашем возрасте свойственно эпатировать публику.

Она слегка усмехнулась мне в ответ и допила остывший чай.

– Еще?

– Да, спасибо, – кротко ответила Марина Анатольевна как примерная пай-девочка.

– У вас есть хобби? – спросил я почти с родительской интонацией, наливая чай.

Она захлопала ресницами:

– Хобби?..

– Ну, да. Мы с Дэном... Это моего сына так зовут. Вообще-то, он Денис, но так короче... Так вот, мы с ним поспорили. Он говорит, что его поколение хобби не имеет. Это правда?

– Не знаю.

Левицкая растерялась. Когда с ее лица сползала привычная ехидная гримаса, оно становилось очень-очень милым.

– Вы имеете в виду марки, спички, открытки?..

– Да что угодно! Я имею в виду какое-нибудь более или менее интеллектуальное развлечение.

– Я учу испанский язык, – заявила моя нанимательница.

– Браво!

Я был ошеломлен.

– А почему, испанский?

– Потому что хочу прочесть Лорку в оригинале.

Я кивнул и промолчал из вежливости.

– Я знаю, о чем вы думаете.

Она сказала это так горячо, что я сразу вспомнил интонации сына, когда он начинал отстаивать свои взгляды на жизнь.

– Вы думаете, что нет поэтов, кроме Пушкина, и зачем нужно читать чужие стихи, когда есть свои собственные. В сто раз гениальнее.

– Ну, в чем-то вы правы, – снисходительно согласился я. – С большой натяжкой. Я действительно считаю, что прежде всего нужно хорошо знать свою собственную культуру, а уж потом – все остальное.

– Вот как!

Марина посмотрела мне прямо в глаза. Она изо всех сил сдерживала рвущееся наружу торжество, и я понял, что попался.

– Скажите, – начала она вкрадчиво. – Зачем вы ездили в Лондон?

– В отпуск, – ответил я, не раздумывая.

– А почему вы проводите отпуск в чужой стране? Вы, что, так хорошо знаете Россию? Вы были во всех ее городах, областных центрах, селах и деревнях? Ладно, не будем о России, она большая. Вы Москву хорошо знаете?

– Не очень, – сознался я.

– Тогда почему вы поехали в чужую столицу чужой страны, вместо того чтобы изучать свою собственную?!

– Это совсем другое, – попробовал выкрутиться я, но чувствовал, что позиции у меня слабые. – Это вопрос географии и архитектуры...

– Ах, географии!..

Она резко развернулась ко мне всем корпусом, и одна нога в военном ботинке оказалась на диване. Я содрогнулся, но она ничего не заметила, поглощенная моим добиванием.

– Ладно. Не будем о географии. Хотя можно заметить в скобках, что архитектура тоже часть культуры. Поговорим о музыке.

Я задрал обе ладони вверх, сдаваясь.

– Вы хорошо знаете русскую классическую музыку?

– Марина Анатольевна!

– Скрябина, Лядова, Танеева, Глазунова, Мусоргского? А сколько опер у Петра Ильича Чайковского, вы знаете? Помимо общеизвестных?

– Был не прав!

– А современных российских композиторов вы слушаете? Шнитке, например? Гениальный мастер! Что из его симфонической музыки вам нравится больше всего?

– Пощадите!

– Что-то я в вашей коллекции дисков не заметила ни одного имени соотечественника, – уже смягчаясь, закончила победительница. – Про джаз умолчу из жалости.

– Был не прав! – снова признал я безоговорочно. – Сморозил глупость. Простите.

Она торжествующе шмыгнула носом и громко отхлебнула из чашки. Расслабилась; значит.

– То, что Пушкин – гений, понятно и без нас. Настолько понятно, что даже говорить об этом уже неприлично. И