Читать книгу - "Чужая ноша - Марина Владимировна Крамер"

Стас, к всеобщему удивлению, после суда подошел к стоявшим на улице Анфисе и ее родителям и произнес:

— Я не собираюсь запрещать Антону общаться с вами. Вы можете видеть его в любой момент, забирать на выходные, если захотите. Можете приезжать, гулять, забирать из садика — делать все то, что делают нормальные родственники. Но Олесю я к сыну не подпущу.

Отец ничего не сказал, Тамара Андреевна только молча кивнула, а Анфиса, взяв Стаса под руку, отвела его в сторону:

— Ты это серьезно? Не передумаешь потом?

— Ты что? — удивился он, посмотрев на Анфису открытым взглядом. — Вы его родственники, это же не изменится. Вы его любите, он вас тоже — я зверь, что ли? Я хочу, чтобы Антон вырос в нормальной атмосфере, где никто никого не ненавидит и не поносит на чем свет стоит. У меня нет к вам претензий — почему я должен воспитывать в сыне ненависть к вам? Ты вообще с ним времени провела больше, чем его родная мать. Я же не могу лишить вас обоих этого общения.

Анфиса даже не знала, что сказать в ответ на этот эмоциональный монолог, потому просто сжала на секунду руки бывшего уже зятя, выпустила их и, отвернувшись, быстро пошла прочь, чтобы Стас не увидел, как она плачет.

После развода квартиру Олеся продала и на эти деньги поехала сперва в Америку, затем в Японию — искать себя и заниматься саморазвитием. Родители опять не сказали ни слова, Анфиса же давно взяла за правило не вмешиваться в жизнь сестры — как и просил отец.

Она с удовольствием забирала племянника из детского сада, водила в секцию плавания и на футбол, оставляла ночевать у себя в субботу, смотрела вместе с ним мультфильмы и читала книги. Мальчик отвечал ей совершенно искренней любовью, бежал к ней обниматься, а на каждый праздник обязательно рисовал картинку или делал какую-то открытку. Анфиса хранила все это в большой коробке, как, наверное, делала бы, будь у нее собственный сын.

Личная жизнь не то что не устраивалась — она просто сошла на нет, как будто Анфиса похоронила все свои надежды тогда, вместе с Гришей, на кладбище в далеком уральском городе, куда она даже не могла поехать в тот момент, когда хотелось.

Мужчины обращали на нее внимание — она была яркая, видная, ее невозможно было не заметить, но общаться с кем-то Анфиса отказывалась наотрез. В ее лице появилось что-то такое, что мгновенно объясняло каждому потенциальному кандидату в ухажеры — нет, здесь ловить нечего. Она от отсутствия личной жизни не страдала совершенно, заполняя пустоту племянником и работой.

Достаточно быстро Анфиса Жихарева защитила и кандидатскую, и докторскую диссертацию, получила признание среди коллег как хороший судебный психиатр, умевший разобраться во всех тонкостях и дать верное заключение. Ее уважали и побаивались, хотя на работе она всегда была ровной, спокойной и даже улыбчивой. Но за этой легкой улыбкой окружающим всегда чудилась какая-то тщательно скрываемая трагедия, прикасаться к которой Анфиса наверняка не позволила бы никому.

И только маленький Антон совершенно не считался с ее прошлыми несчастьями — он просто был в ее жизни, заставляя Анфису оживать и испытывать эмоции. Она очень любила проводить время с племянником и в такие моменты чувствовала себя даже счастливой.

Сестра не приезжала, хотя, как иногда рассказывала Тамара Андреевна, изредка звонила родителям. Приехала она за это время лишь однажды, потребовала от Стаса свиданий с сыном, но он категорически заявил, что наедине встретиться с мальчиком Олесе не даст. Анфисе пришлось взять это на себя, и она приехала с Антоном к родителям.

Встреча была та еще… Разумеется, шестилетний Антон не помнил мать, которую видел совсем маленьким. Эта странная женщина, пахнувшая чем-то незнакомым, пытавшаяся его обнять и поцеловать, испугала его, и мальчик, вырвавшись из Олесиных рук, бросился к Анфисе с ревом и истерикой. Она подхватила его, обняла и попыталась успокоить, но Антон кричал:

— Пойдем отсюда! Пойдем! Я не хочу тут! Я хочу к папе!

Олеся, сидя на полу, с ненавистью смотрела на сестру, словно та была виновата в том, что сын считал ее чужой и никакие игрушки, никакие футболки и кепки, никакие диковинные сладости не смогли убедить Антона хотя бы обнять ее.

— Мы, пожалуй, поедем, — сказала Анфиса, стараясь не смотреть на Олесю.

— Я что, не могу с сыном побыть? — зло спросила та. — Перлась в такую даль — и даже полчаса пообщаться не дадут? Я его мать, между прочим!

— Вспомнила! Ты же видишь, он не хочет, — негромко произнесла Анфиса, прижимая к себе вздрагивающее от рыданий тельце племянника. — Ты сейчас свое эго потешишь и уедешь, а он останется.

— Я, может, с собой его хочу забрать! — с вызовом заявила Олеся, поднимаясь на ноги, и тут Антон, словно почувствовав что-то плохое, завыл еще громче.

Анфиса инстинктивно отступила к двери, и тут, наконец, сочла необходимым вмешаться Тамара Андреевна:

— Никуда ты его не заберешь! Игрушку нашла? А где ты была, мать, целых четыре года, а? Явилась на все готовое?

— У меня и в Токио все готовое! — огрызнулась Олеся, обескураженная, однако, таким поведением матери — обычно Тамара Андреевна занимала ее сторону. — Я, между прочим, замуж вышла!

— И что — теперь ребенок готовый нужен? Муж-то новый в курсе, что он есть у тебя, ребенок-то?

— Мама! Ну, конечно, он в курсе! Мы пока не обсуждали вопрос о переезде Антона к нам, но…

— И нечего обсуждать! — перебила Тамара Андреевна, удивив Анфису этим решительным настроем. — Он здесь вырос, у него прекрасный отец! И выброси из головы свои мысли, Антона тебе никто не отдаст!

— Ну, это мы еще посмотрим! — заявила Олеся. — Я мать и имею право…

— Никакого права ты не имеешь! Ребенок по решению суда должен жить с отцом, и он останется жить с отцом, потому что Стас прекрасно о нем заботится! Я лично пойду по всем инстанциям, если потребуется, и добьюсь, чтобы тебе вообще запретили к нему приближаться!

В голосе Тамары Андреевны было столько решимости, что Анфиса ни на секунду не усомнилась — мать так и поступит, а если будет необходимо, то и все свои и отцовские связи задействует, но Олеську родительских прав лишит.

Это было очень неожиданно и для сестры, та, видимо, не рассчитывала на подобный прием, привыкла считать, что родители будут исполнять любой ее каприз.