Читать книгу - "Искатель, 2003 № 02 - Журнал «Искатель»"

дальние деревья, болото — откликнулась на эту бессмысленную для человечьего слуха фразу. Сама тьма перестала быть безучастной и словно наэлектризовалась в ожидании. А пять вкопанных клинков замерцали высокими бледными свечами.

— Неб шуит… упаут тауи… тефни нун! — торжествующе выплевывала она во тьму шипящие звуки заклятия.

— …тефни нун… — шептал за ней густеющий мрак.

Где-то на грани слышимости, за стеной невидимых в ночи камышей, народился странный прерывистый звук: почти музыкальный, но лишенный лада — совсем не мелодичный. Поначалу это были лишь чуждые призвуки, потом раздались глухие постукивания — все более и более ритмичные: словно медленно оживало потаенное сердце самого болота; а вот уже им стали вторить иные звуки, походившие на стоны — то резкие и короткие, то тоскливые и протяжные. Поднялся ветер и добавил к стукам и стонам легкое посвистывание и шелест. Было почти невозможно уловить ускользающий ритм этой стихийной мелодии. Казалось — вот уже, вот — и тотчас все снова распадалось на отдельные шумы и звуки. Но все же это была музыка — тонкая и нестройная мелодия оживающей тьмы. Как если бы ветер играл на эоловой арфе лунных теней.

— Шепсес-анх-Аммат, ишешни нут, — уверенно пела ведьма, пытаясь подстроиться к диссонирующему музыкальному ритму.

— …ишешни нут… — прожевала и выплюнула в ответ ночь. И Хор Незримых поддержал ее…

Венчающие пентаграмму клинки полыхнули и засияли в ровном зеленоватом свечении. Тонкие лучи сорвались с их заостренных концов и скрестились точно на свитке Договора. А тот, впитав уже всю кровь, превратился в бесформенный грибовидный ком, но тем не менее продолжал набухать, пузырясь и выпирая из земляной лунки, будто дрожжевое тесто из кадки.

Смысл произносимых колдуньей слов оставался Фобетору темен. Однако исходящие от них эманации инфернальной мощи рассеивали сомнения и рождали в душе сладостно-томительную дрожь предчувствия — предчувствия надвигающегося ужаса. Он сильно вспотел, одежда липла к телу, пот заливал ему глаза; раны его открылись и кровоточили. Но все это не тревожило его сейчас совершенно: словно в трансе продолжал он слушать и повторять за ведьмой невнятные заклятия, мысленно торопя грядущее Событие.

Странная ускользающая мелодия аккомпанировала им.

Тьма сгущалась, тьма смотрела на них сотнями внимательных мглистых глаз.

Но нет — то не тьма, это сами Хозяева Девяти Башен собирались вокруг! В лицо Фобетору дохнуло могильным хладом, звенья его кольчужной рубахи, стальные поножи и лезвие лежащего на коленях меча — все разом запотело, а в следующее мгновение выступившая на металлических поверхностях испарина растаяла, улетучиваясь легкой голубоватой дымкой.

Мандатор привстал и глянул окрест: так и есть — все девять адских архонтов сошлись сюда, а за их спинами колебались штандарты и строились походные колонны соратников, застывая в ожидании решающей битвы. Уже пространство от леса до камышового поля заполнили их темные причудливые силуэты, а новые отряды подходили и подходили. Еще немного — и они целиком покроют долину.

Тем временем небо на востоке заметно посерело — ночь заканчивалась, и адово воинство медленно проступало из предрассветных сумерек во всем своем ужасающем великолепии: над щетинившимися оружием рядами первой колонны возвышались циклопические фигуры ближайших и вернейших сподвижников Безначального Серафа по предыдущим битвам с Протоархонтом. В центре шествовал первый, после Сатанаэля, монарх Ада князь Вельзебуб. Мощное ту-лово князя-серафима состояло, казалось, из переливчатой массы драгоценных сине-зеленых камней и, непрестанно перетекая из одной формы в другую, издавало низкий жужжащий звук, как от множества растревоженных ульев.

По правую руку от него клубился чешуйчатыми кольцами главарь еретиков и покровитель святотатцев Левиафан, а слева исполинским колоссом нависал демон Асмодей — мудрый царь злых духов, князь инкубата и суккобата.

Во главе второй колонны, на колеснице из раскаленного, брызжущего искрами металла воздвигся Велиал Безъяремный — старейший князь обмана, аггел беззакония и разврата. Плечом к плечу с ним стоял любимец ламий Бельфегор — голый и волосатый, одной бугрящейся мышцами рукой, он удерживал тяжкий молот, другой оглаживал свой бесстыдно вздыбленный лингам, вполне сравнимый с первым по величине.

А вон и князь Ариман, сильнейший среди тех, кого раньше, до Сотворения, именовали господствами. Обширный, непомерно длинный плащ цвета спекшейся крови бьется за его плечами, словно боевой палатикий. Развевающиеся складки этого плаща то скрывают, то вновь являют взорам зловещую троицу Матерей демонов, трех жен князя: Агарат, Махалат, Нааму. Сами имена их представляют могущественное заклинание. Это их потугами изверглись в мир бесчисленные сонмы стихийных духов: подлунные аэрии, населяющие землю хтонии, аналии, гипохтонии и мизофаэсы.

Первый знаменосец Аваддона Губителя князь Азазель восседает верхом на одноглазом Кетебе, чешуйчатом и волосатом демоне полуденного жара. Кетев-Яшуд Зогораим его подлинное имя, и второй свой глаз он прячет в середине ядовитого сердца. Облаченный в диковинные шипастые и ребристые доспехи, Азазель предводительствует теми из аггелов бездны, что не участвовали в Первом Восстании серафа Саббатеона, а были повержены волей Триединого гораздо позже: это они сходили на гору Гермон и брали в жены дочерей человеческих, породив гигантов, за что и поплатились — Ревнитель не прощает любви к кому-либо, кроме как к самому себе. И теперь они все — бывшие когда-то прекрасноликими началами и архангелами, а ныне деформированные в уродливые личины дьяволов — пришли за своим полководцем в решительном стремлении оспорить самовластье Отца Всего.

С ними были их вожди: герцог Пруслас — столб темного пламени с головой ночного ворона, и повелитель водяных аналий маркиз Гамигин; страж Каакринолас, крылатый вождь человекоубийц, и сам Мастер Леонард, Великий Магистр шабашей, шеф ведовства и черной магии, как всегда погруженный в меланхолию, сопровождаемый иссохшими каргами и стригонами.

Небо над адским воинством темнело от туч львинозубой саранчи с человечьими лицами, однако их хозяина, Великого князя Аваддона нигде видно не было.

Князь Маммон тоже привел в последний бой преданных ему гипохтоний — убивающих дыханием рудничных тварей. Огромные стада их оставляли за собой безжизненные поля вытоптанной в пыль земли. Но и истерзанная гипохтониями почва не оставалась в покое: она вспучивалась безобразными волдырями, шевелилась, словно кишащий личинками труп, и, казалось, двигалась сама вослед войску — то, прячась под слоем почвы, ползли за Маммоном ужасные ми-зофаэсы, бегущие света странные демоны, слепые и почти бесчувственные. Они поднялись по зову хозяина из самых отдаленных глубин нижней преисподней и влеклись вперед, гонимые тысячелетним гладом — неизбывной жаждой к пожиранию живой плоти.

Маммона окружали его ближайшие соратники, первые в своем, некогда ангельском, чине. И толпа безликих диббуков следовала за ними.

Фобетор почувствовал, как кто-то трогает его за плечо, и с трудом отвел взгляд от развертывавшегося перед