Читать книгу - "Хороший, плохой, неуловимый - Николай Иванович Леонов"

— Вместе режем. И изучаем мух и червей. Личинок любим. Она тоже судмедэксперт.

Вера Семеновна мысленно перекрестилась, что у нее не сын. И даже пожалела вдыхающего аромат ее компоста по выходным соседа.

— Бородатый, худой такой, вылез чинить мотор. Тот, что покрепче, на нос лодки сел. Весла взял. Дождевик надел.

— А никто из пристаннских к берегу, когда они рыбачить стали, не подходил?

— Да не удили они совсем. Так и ковырялись в моторе, — снисходительно произнесла Баранова. — Один в воде торчал, второй командовал на носу. Удочки достать не успели. Потом бородатый закричал. На стекляшку, что ль, наступил? И, видать, мотор заработал. Но я почти ничего не слыхала от воды. Дождь сильнее полил. Когда в дом заходила, видала с крыльца, что второй вроде тоже в воду прыгнул. Знамо дело. «Помогать, значит», — думаю.

— Так. А потом?

— А потом мне глядеть надоело. Я еще не завтракала. Оголодала, — Берегова закатила глаза, — вся. С крыльца на огород за помидорой пошла. — Баранова указала на свой забор. — Я, если лень готовить, «бычье сердце» чесноком посыплю. Подсолнечным маслом залью.

— Это какой‐то ритуал сатанинский? — смутилась Леля. Слушавшая ее через наушник Лиля тоже застыла от ужаса в ивах.

— Че это? — Старуха насторожилась. — Вся деревня так ест. Даже городские. Дочка, бывает, не наестся, я ей полбу даю.

— Завтрак — важный этап приема пищи у вас в деревне, я поняла, — скромно опустила глаза в телефон Леля, пытаясь понять, каким образом удар по лбу — и чем, кстати, ложкой или чем‐нибудь потяжелее — может угнетающе воздействовать на аппетит.

— Ну.

— Ну и все! — Вера Семеновна показала сухие ладони. — А потом, как дождь стих, распогодилось. Детишки Андреевых, — она указала на другой дом у пляжа, — купаться пришли. Хорошо, мать с ними была. Она эти ноги‐руки в воде сразу углядела и давай народ звать. Я прибежала. Дочь моя, Катя. Она в тот день не торговала ягодой у дороги. Отец Андреевых. Козыревы как раз с магазина шли. И отец Хрисанф, само собою. Без него здесь ни одно событие не обходится. — Она перекрестилась. — С Божьей помощью.

— А где живут Козыревы?

— На Амбарной улице. У бассейна «Тихая пристань».

— А священник?

Баранова посмеялась:

— Где ему и положено быть.

Леля подняла бровь:

— В раю?

В ее ухе раздались смешок и шепот сестры:

— Ну, ты даешь!

— Так где, вы говорите, проживает отец Хрисанф?

— В саду у церкви. — Баранова нехотя указала на раскидистые деревья за высоким кирпичным забором и большой белый храм с зелеными куполами. Словно ответив ей, на высокой башне неохотно, но величественно заворочался тяжелый язык большого колокола. Маленькая фигурка звонаря в черной рясе задергалась на веревках, как марионетка.

— Это батюшка там… играет?

Баранова наморщила лоб и сдвинула брови.

— Звонит.

— Понятно.

— Поближе к реке их с матушкой Валентиной домик стоит.

Баранова уперла в кочку ногу в калоше и важно сложила руки на животе, похожем на спрятанный под цветастым платьем спасательный круг. Суровый взгляд, упертый в Лелю, выражал классическое «Нам ваши дочки и даром не нать, и с деньгами не нать!».

К ее сожалению, городская фря не испытывала от такой комплексной невербалики ни малейшей тени смущения. Леля рассматривала дом, находящийся от жилья сельского священника немногим дальше, чем надувной бассейн соседа Веры Семеновны Барановой и любовно заготовленный ею к его воскресным шашлыкам компост.

Показавшееся из‐за облаков солнце осветило металлический флюгер в виде изображения Иисуса Христа с полотнищ древнерусских военных хоругвей на голубой черепичной крыше старой, аккуратно обшитой деревом даче с эркером с арочными окнами, за которыми колыхались светлые льняные занавески. На подъездной дорожке у чугунных ворот стояла припаркованная машина, в которой Леля узнала бронзовый Nissan Juke лучшего адвоката-«уголовщика» области Елены Леонардовны Супрун, на котором они с сестрой и друзьями накануне едва успели на церемонию прощания с Лизой в «Нейротраур».

— Здесь, — Леля указала на калитку у ворот, — тоже живет кто‐то из церкви?

Баранова посмотрела на нее насмешливо:

— Не про честь нашего дьяка такой дом. И машины у него нету. На автобусе в город ездит. Салтычихин это дом. Писаки, которая дочь в могилу свела и в тюрьме за это сидела. Ведьмы.

— Спасибо за помощь, — протараторила Леля. — Мы со всеми поговорим.

Вскоре она присоединилась к сестре, присевшей на корточки под раскинувшейся, как зеленый остров у речной воды, ивы.

— Отсюда виден только один дом, — довольно кивнула на православный флюгер Лиля. — И еще кое‐что. — Она указала на узкую тропинку к забору в оплетших пригорок мясистых нитях клевера и хмеля. — Что скажешь?

— Что Рюмин и Грецев сюда не рыбачить приезжали, а следить из укрытия за Озеркиной, которая как раз вышла из тюрьмы по УДО.

— Но дружбу со своим именитым адвокатом, как мы видим, до сих пор водит, — привычно подхватила ее мысль Лиля.

— Не то слово, — согласилась с сестрой Леля.

— В день смерти они, похоже, планировали пробраться в дом, потому на заре и явились, — продолжила Лиля перебрасываться в пинг‐понг догадками с близняшкой.

— Но завязли в водорослях, — кивнула Леля.

— Грецев спрыгнул с катера снять с винта водоросли.

— Пока возились с мотором, их заметили.

— На Грецева напали первым.

— Рюмин завел мотор. Видимо, с перепугу, — продолжила мысль сестры Леля.

— И все равно погиб. Под шум дождя и хруст французской булки. Местного помидора, в смысле, — улыбнулась Лиля.

— Похоже, вкусная вещь. Может, родителям взять ведро на базаре у церкви, когда на вскрытие в Саратов поедем? — задумалась Леля.

— А ты понимаешь в овощах? — нарочито удивилась сестра.

— С тобой же с рождения живу.

* * *

Ангелина терпеть не могла свежие могилы — курганы и комья покрытой венками, лентами, растревоженной грубыми лопатами земли.

В случае с Лизой варварство могильщиков было совсем обидным. Ее захоронили в старой части Елшанского кладбища, с ушедшими почти друг за другом в конце восьмидесятых бабушкой и дедушкой. Их гранитные памятники давно обнесли высокой черной сварной оградкой, которую обнимали ладонями листьев окрепшие саженцы мукузани, выращенного когда‐то на даче из косточки, любовно привезенной с каникул в Грузии старшим поколением семьи.

Накануне похорон Лизы ограду аккуратно отодвинули. Ангелина доплатила могильщикам, чтобы они постарались не потревожить крепкие кусты. Ей хотелось, чтобы к осени на них налились соком плотные сине‐черные цилиндры ягод, похожие цветом на волосы ее подруги.

Вот почему оградку срочно нужно было вернуть на место.

Вот почему Ангелина вопреки запрету своего жениха утром отправилась одна на кладбище. Забыв — ох уж этот мозг беременных! — возле коврика для йоги на балконе свой телефон.

* * *

Банин посмотрел на