Читать книгу - "Искатель,1995 №1 - Десмонд Бэгли"

загадочным тоном возразил Макинтош. — Вся штука в том, Стэннард, что тебе придется совершить настоящее преступление. Понимаешь? Я его спланирую, а ты осуществишь. Мы похитим у законопослушных британских подданных приличную сумму денег, и пострадавшие тотчас же поднимут крик. Все будет без дураков, потому что я не могу поставить под угрозу интересы национальной безопасности. Не стану от тебя скрывать: тебе дадут большой срок, и если что-то разладится, помочь тебе ни я, ни кто-либо другой уже не сможет. Если ты получишь четырнадцать лет, тебе придется гнить все эти годы в тюрьме. Ты готов пойти на такой риск ради национальной безопасности?

Я глубоко вздохнул, прежде чем ответить.

— Наконец-то мы дошли до сути дела, — сказал я. — Но не кажется ли вам, что вы хотите от меня слишком многого?

— Иначе нельзя, — сурово посмотрел на меня Макинтош. — Тренированный человек, конечно, сможет удрать из тюрьмы. Но ты не сделаешь этого, Стэннард! Ты будешь отсиживать на нарах задницу и ждать, пока к тебе обратятся «постановщики», ты будешь ждать до самого конца. Ты понял?

Я посмотрел в его остекленелые глаза фанатика и мягко сказал, что все прекрасно понял и не пойду на попятный, раз дал слово.

— Спасибо, Стэннард, — улыбнулся Макинтош. — Я почти не сомневался, что именно так ты и ответишь.

— И вот что мне пришло в голову, — добавил я. — Спешка здесь может только повредить. Ведь Маунтбэттен инспектировал тюрьмы после того, как к русским удрал Блейк, а это было давно. С тех пор многое изменилось. Так стоит ли горячиться?

Макинтош постучал трубкой по дереву, выбивая пепел.

— Хороший вопрос, — кивнул он. — Дело в том, что эффект доклада Маунтбэттена потихоньку ослабевает. Когда он только был представлен комиссии, в тюрьмах тотчас же усилили режим, и сторонники реформ пенитенциарной системы подняли по этому поводу страшный скандал. Существует два взгляда на места лишения свободы — как на учреждения, где преступники отбывают наказание, и места, где они исправляются. Ужесточение режима свело на нет все усилия реформаторов. Но меня мало волнуют обычные уголовники, меня интересуют государственные преступники типа Блейка и Лонсдейла. Когда они попадаются, их можно либо расстрелять, либо надолго упрятать за решетку. Но изолируют людей такого сорта уже не ради наказания и не для того, чтобы их исправить, а для того, чтобы похоронить за тюремной стеной то, что им известно.

В его словах я не нашел ответа на свой вопрос, поэтому и спросил:

— Ну и что же дальше?

— А дальше вот что, — вновь нахмурился Макинтош. — К нам в сети попалась очень крупная рыбина. Блейку до этого человека так же далеко, как лоцману до акулы. Поэтому на этот раз побега быть не должно. Зовут его Слейд, сейчас он в тюремной больнице, но когда подлечится, его будут судить. В Техасе ему влепили бы пять тысяч лет, но нам будет достаточно изолировать его лет на двадцать, потом он уже будет не опасен.

— Видимо, этот парень чертовски много знает! — воскликнул я.

— Вы можете себе представить, чтобы русский шпион — а Слейд на самом деле, как выяснилось, русский, — чтобы русский шпион стал вторым по значимости человеком в британской контрразведке? Он курировал всю Скандинавию! — с искаженным от гнева лицом воскликнул Макинтош. — И помог ему в этом сэр Дэвид Тэггарт, ставший теперь лордом Тэггартом, пожизненным пэром. Надеюсь, у этого идиота хватит ума, чтобы воздержаться от публичных заявлений. Ему лучше держать язык за зубами.

Макинтош поморгал бесцветными ресницами и, понизив голос до шепота, продолжал:

— Мало того, этот Тэггарт уволил за плохую результативность в работе человека, поймавшего Слейда! — Он с такой силой стукнул трубкой по дереву, что я подумал, что она треснет. — Жалкие любители! Меня тошнит от них!

— Но какое ко всему этому имею отношение я?

— А такое, что я не допущу, чтобы этот Слейд сбежал! — сказал Макинтош. — Я не остановлюсь ни перед чем, чтобы не дать взорваться этой пороховой бочке. Я сгною его в тюрьме, где ему самое место. — Он прокашлялся и сжал мне локоть. — И ради этого нам придется не просто преступить закон, Стэннард, нам придется самым циничным образом попрать его.

— Но ведь премьер-министр не станет, как мне уже известно, выслушивать ваши доводы, — дрогнувшим голосом сказал я.

— Верно, — поморщился Макинтош, — в противном случае он стал бы пособником преступления. А позволить себе запачкать руки он не может. Забавные существа, однако, эти политические деятели! — Он задумчиво взглянул на небо.

Я не стал больше его ни о чем спрашивать.

Мне думается, что Макинтоша вполне можно было бы назвать патриотом. В наше время осталось не так уж и много общепризнанных патриотов, теперь стало модно над ними подтрунивать. Особенно усердствуют в этом смысле ведущие телевизионных сатирических передач. Поэтому Макинтош и может показаться кому-то чересчур смахивающим на фанатичного фашиста, исповедующего идею возвращения Британии былой славы могущественной державы. По сути, последователи такой идеи, выпестованной Макиавелли и Кромвелем, мало отличаются от Муссолини, Гитлера и Сталина. Их мало волнуют зеленые поля и ласкающие взор лужайки, величественные старинные здания и оживленные города, для них важно величие государства.

Но тогда у меня не было времени размышлять над этой проблемой и пытаться до конца понять суть характера Макинтоша. Я многое выяснил и понял уже гораздо позже. А в то время я был слишком занят работой. Вместе с офицером южноафриканской полиции я изучал условия в местных тюрьмах и досье Рирдена, а также уголовный жаргон. Заодно я перечитал книгу Германа Чарльза Босмана, знатока быта и нравов заключенных, отбывшего порядочный срок за убийство сводного брата в центральной тюрьме Претории, то есть там же, где сидел и Рирден.

Как я узнал из полицейского архива, Рирден привлекался к суду лишь однажды, зато подозревался в тысяче разных грехов: от кражи со взломом и контрабанды наркотиков до вооруженных ограблений и скупки похищенного с рудников золота. Многогранная личность с крепкими нервами и хорошими мозгами, он удачно избегал наказания и, догадайся кто-либо завербовать его, мог бы стать неплохим шпионом.

Макинтош не случайно сравнил меня с Рирденом: у меня на этот счет не было никаких иллюзий, я тоже выполнял грязную работу, где во имя успеха хороши все средства. Окажись Рирден на моем месте, он тоже преуспел бы на этом поприще. В общем-то, все мы — и я, и он, и Макинтош — были одного поля ягодки, и не случайно наши судьбы переплелись.

Тем временем Макинтош приводил в действие невидимые рычаги в высших эшелонах власти, и,