Читать книгу - "Искатель, 2001 № 06 - Журнал «Искатель»"

по причине личной скромности и просил Юртищева без особой надобности не упоминать его фамилию) справедливо рассудил, что время движения лодки по течению меньше, чем время ее движения против течения. Следовательно, фактор выигрыша времени на течении сказывается в меньшей мере, чем проигрыша на обратном движении. То есть в целом при прохождении одинакового расстояния по реке времени потребуется всегда больше, чем в озере. Значит, Цаплин действительно не мог успеть вернуться к семи часам, а следственный эксперимент был проведен некорректно.

Более того, адвокат (читай — Интерполов) подкрепил свои доводы элементарным расчетом минимального времени опоздания. При скорости лодки 20 км/час (примерно 5,6 м/с) в стоячей воде и при скорости течения реки 0,3 м/с лодка плывет вниз по реке со скоростью 5,6 м/с + 0,3 м/с = 5,9 м/с, а вверх — со скоростью 5,6 м/с — 0,3 м/с = 5,3 м/с. Таким образом, она потратит на движение вверх и обратно вниз по течению (10000/5,3) + (10000/5,9) секунд. В стоячей воде на покрытие расстояния в 20 км потребовалось бы 20000/5,6 секунд. Разница, как нетрудно подсчитать, составит примерно 11 секунд, что в расстоянии означает около шестидесяти двух метров. Ну, а с учетом задержки на разговоры у магазина эта расстояние еще увеличивается. Так что вполне реально, что в момент выстрела Цаплин был от места происшествия по крайней мере на расстоянии 250 метров, как он и утверждает.

Итак, Цаплина отпустили. Юртищев позвонил Интерполову и поблагодарил его за восстановление истины. Ну, а следствие пошло по новому направлению. И ведь, представьте, отыскали того, кто подстрелил. Установили всех, кто бражничал в ту ночь у костра Журавлева с Цаплиным, и прощупали всех на предмет, кто что делал конкретно в семь ноль-ноль утра. Причем сравнивали то, что сказал сам опрашиваемый, с тем, что по этому поводу высказали другие. Так, установили, что один из бражников, замерзший, как он потом признался, на своем охотничьем посту, решил подойти к Журавлеву, которого увидел неподалеку, и попросил чего-нибудь согревающего. А в качестве подкрепляющего просьбу аргумента наставил на Журавлева ружье и прицелился, в шутку приговаривая: «Давай выпить, а не то пристрелю!». Шутка закончилась тем, что дрожащая рука непроизвольно нажала на курок, и в итоге Журавлев отправился сразу к праотцам, а шутник, с небольшой задержкой и не без участия Интерполова — на скамью подсудимых.

Так что, если охота — плати.

Василий ГОЛОВАЧЕВ

ВЫХОД ГЛУБИННИКА

В поселке Талгой больше всего Северцева поразило наличие самого настоящего салуна, какими их показывали в американских вестернах.

В принципе, цивилизация добралась и до этого небольшого — в тридцать дворов — алтайского поселка, если судить по телеантеннам и тарелке спутниковой связи на здании управы, однако российской глубинке больше приличествовало бы наличие бара или, на худой конец, русского бистро, ставшего модным заведением почти во всех городах страны, но никак не салуна с гордой вывеской «Белый бык». Естественно, Северцев не преминул завернуть в это заведение, чтобы поужинать по-человечески после двухдневной сухомятки и выяснить историю появления в здешних краях, расположенных всего в сорока километрах от многольской границы, «американского» салуна.

В Талгой Северцев прибыл из Акташа, а туда — из Горно-Алтайска, прожив в этом небольшом городке около двух недель. А вообще он путешествовал по Алтаю уже третий месяц, безуспешно пытаясь разыскать следы «клада», якобы оставленного здесь Александром Македонским. Точнее, одним из полководцев Александра, завернувшим на Алтай во время Индийского похода.

Легенду о «кладе» Северцев услышал сначала от своего приятеля-археолога, исходившего Алтайский край вдоль и поперек в поисках древних курганов. Приятель раскопал около двух десятков курганов, нашел множество ценнейших доказательств существования на земле Алтая древней цивилизации «белых ведунов», потомков гиперборейцев, но «клада» не обнаружил. Однако был уверен, что сокровища, награбленные армией Александра во время военных походов по Ближнему Востоку, существуют, и привел несколько фактов, свидетельствующих, по его мнению, в пользу этого предположения.

Во-первых, в некоторых курганах были найдены древнеперсидские монеты, которые могли попасть в эти края только с армией Александра. Во-вторых, кое-где в курганах были похоронены воины, опять-таки судя по их доспехам и одежде, явно принадлежавшие армии Александра. В-третьих, легенда о «кладе» переходила из уст в уста на протяжении по крайней мере трех последних столетий, а такие легенды на пустом месте не рождаются.

А поскольку Северцев был «птицей свободного полета» — то есть занимался тем, чего желала его душа, — он вдруг заинтересовался рассказами приятеля и решил заняться поисками «клада Александра» вплотную.

Олегу Северцеву пошел тридцатый год. Он окончил Московский инженерно-физический институт, отработал полгода в Курчатовском ядерном центре и ушел из него после аварии на одном из подземных исследовательских реакторов, получив приличную дозу радиации. Ему грозило белокровие, лейкемия и в конце концов тихая смерть от острого лейкоза. Однако к нему в больницу из Ярославской губернии приехал дальний родственник дед Пахом, которому исполнилось более ста лет, осмотрел тающего на глазах парня, ощупал его тело и уехал, не сказав ни слова. А на другой день Северцев почувствовал прилив сил и желание жить.

Тогда он стал бороться, занялся изучением методик оздоровления, в том числе школ Кудряшова и Шерстенникова, и через два месяца встал на ноги. Сам, без помощи врачей, изумленных его успехами не меньше, чем он.

Вскоре после выписки Северцев уехал из Москвы в Питер и три года занимался практикой целостного движения, одновременно изучая и боевые аспекты «вибрационного тренинга» под руководством мастера Николая. В двадцать шесть лет Северцев достиг шестой ступени самореализации и мог уже почти на равных тягаться с мастером, хотя, несмотря на свой рост, не выглядел ни атлетом, ни бойцом-адептом воинских искусств. Впрочем, таковым он себя не считал и применять свои знания в обыденной жизни не собирался.

К двадцати восьми годам он увлекся экстремальными видами спорта, освоил дельтапланы, прыжки с парашютом с высоких скал и гор, спуск на горных лыжах по «безнадежникам» — горным склонам с затаившимися под снегом валунами, ямами и деревьями, затем бросил это занятие и неожиданно для всех посвятил себя археологии.

Первая археологическая экспедиция забросила его в Зауралье, где отыскались вслед за Аркаимом и другие следы поселений древних гиперборейцев — общих предков славян, русичей, ариев, индийцев, беланов, аланов, этрусков и десятка других веточек гиперборейского родового древа.

Вторую экспедицию возглавил приятель Северцева, который, собственно, и соблазнил его романтикой походов и поисков древних цивилизаций. Они прошли по Камчатке, познакомились с бытом