Читать книгу - "Пока воды Венеции тихие - Фульвио Эрвас"

Я попросил у них документы, и заметил, что жениху это не понравилось.

– Это всего лишь формальность, – поспешил успокоить его я, – чтобы знать, кто заключает брак.

А он ответил, что сам будет решать, когда ему заключать брак.

– Тогда почему вы пришли сюда? – удивился я.

– Мы просто мимо проходили, – был ответ.

Я попытался разрядить ситуацию и задал вопрос о его о профессии. Вдруг этот тип закончил Университет Боккони[39], а в день своей свадьбы решил позволить себе немного экстравагантности? Мне уже приходилось встречать таких. Большинство людей в день собственной свадьбы одеты с иголочки, а кое-кто хочет выделиться и приходит в штанах с дырками.

Жених мне очень серьезно ответил, что он защитник окружающей среды. Я сразу и не понял, о чем это он, подумал, может, какой-нибудь юрист. Мало ли какие бывают специализации у адвокатов: одни занимаются разводами, а другие – защитой природы.

– Вы эколог? – спросил я у жениха.

А он вместо ответа открыл рюкзак, достал рулон ткани и попытался растянуть его на балконе. На том самом, где сотни и сотни влюбленных были увековечены в самый счастливый день в их жизни!

– Стойте! – воскликнул я. – Иначе я никого не буду женить. Вы, случайно, не из зеленых радикалов?

– Мы протестуем против строительства мобильных барьеров!

– Каких еще барьеров?

– В порту.

– А где же их еще строить, если не там? – спросил я.

Девушка стала помогать своему спутнику разворачивать транспарант с какими-то лозунгами, который они собирались вывесить на балконе. Откуда я знал, что они там написали? Может, что-то против заключения браков. Я стал подозревать, что они только притворяются любителями природы, а на самом деле выступают против института семьи. А может быть, это были религиозные фанатики, бойкотирующие гражданскую церемонию?

– Мы говорим «нет» дамбам в порту! – крикнула женщина, подпрыгнув.

С ноги у нее слетела красная балетка. Я должен был это предвидеть. Эти самые балетки мне с самого начала кричали: «Сейчас мы вам такое устроим!»

Я попытался взять себя в руки и очень спокойно сказал:

– Не могли бы мы поторопиться? Я еще, знаете ли, хотел бы посетить мероприятие в военно-морском училище на острове Святой Елены.

А он схватил меня за плечо и гневно произнес:

– Так, значит, вы одобряете строительство мобильных барьеров? Вы отдаете себе отчет, что это приведет к гибели лагуны?

Тут уж я не выдержал:

– Далась вам эта лагуна! Мы все когда-то умрем, что мы можем с этим поделать? И потом, важен город. Главное – спасти Венецию, а не вашу лагуну. Мы поставим водоочистительный насос, как в аквариуме, и каждый год будем высаживать немного водорослей, закупать и выпускать в море рыб и крабов. Важно, чтобы не рухнул город, а иначе – где и, самое главное, на что мы будем жить?

А этот сумасшедший посмотрел на меня своими зелеными глазами, горящими как у маньяка, и процедил сквозь зубы: «Паразиты».

Мне! Потомственному венецианцу! Какой-то иностранный турист назвал жителя Венеции паразитом? Это чудовищно! У меня просто нет слов.

Потерявший дар речи венецианец

Март 2003

20 июля

Воскресенье

Фейерверк начался еще до полуночи. Переходя плавучий мост, соединяющий остров Джудекка с Венецией, Морган затерялся в толпе, и вскоре Стуки потерял его из вида. Внезапно в небе вспыхнул разноцветный огненный водопад. Инспектор, как и все вокруг, поднял глаза к небу, мгновенного забыв не только бедного Моргана, которого поглотила людская волна, но и все свои проблемы. Золотистый шлейф медленно спускался с небес, вслед за ним замерцали серебристые потоки. Это чудесное зрелище приносило ощущение удивительной гармонии с миром. Как только людям удалось создать такое волшебство? Еще в те времена, когда Стуки учился в университете, на занятиях по химии они использовали смеси солей, которые при обработке серной кислотой загорались разными цветами, испуская немного густого дыма, что было не менее увлекательно, чем огонь. Студенты развлекалась тем, что делали длинные дорожки из этих солей, целые трассы, вспыхивающие множеством оттенков, и соревновались друг с другом, у кого выйдет красивее. Небесное световое шоу, подумал Стуки, обладает удивительным свойством вызывать чувство умиротворения и свободы, создавая временную и иллюзорную уверенность в торжестве света над тьмой. Как будто, зажигая и бросая эти бенгальские огни с дальнего балкона с видом на Вселенную, сама бесконечность могла заметить нас и упомянуть в своих мемуарах.

Когда игры пиротехников закончились, очарованный Стуки перешел через плавучий мост в обратном направлении, высматривая Моргана в толпе. Но того нигде не было видно. «Может, он ждет меня на набережной Дзаттере?[40] – подумал полицейский. – Возможно, этот чудак нашел себе компанию или удобный наблюдательный пункт». Стуки решил, что они правильно сделали, договорившись встретиться рядом с больницей, чтобы потом вместе тайком пробраться в свои постели.

Инспектор побродил поблизости от моста Академии, затем, обойдя группы туристов, свернул в один из переулков и направился к площади Дзаниполо. Но и там он не нашел Моргана: ни у больницы, ни у статуи Коллеони, ни среди гуляющего по площади народа.

С легким чувством тревоги и с едва уловимым ощущением вины инспектор Стуки пошел обратно, подумав, что Морган, вероятно, будет возвращаться той же дорогой, которой они шли к лагуне. В конце инспектор решил ждать его, как они и договаривались, у статуи Коллеони. То и дело зевая, Стуки наблюдал за редеющими прохожими. Площадь постепенно пустела, и тишина окутывала даже коня статуи…

Этот город оставался для Стуки родным.

Венеция его детства была увлекательной повестью, в которой все было понятно.

Домики из одеял, дорогие сердцу люди, спящие рядом, сложенные в стопку книги. И наряду с этими обыденными вещами, ребенком он явственно ощущал таинственное непрекращающееся перемещение неких невесомых сущностей, которые через буи, воткнутые в песок лагуны, поднимались на крыши, влетали и вылетали из слуховых окон, покачивались на карнизах, спускались по дымоходам в камины, чтобы неожиданно появиться на другой стороне улицы. Эта особая субстанция пропитывала камни города и делала их органическими, живыми. Вся Венеция казалась Стуки гигантской живой клеткой: цитоплазма, митохондрии, движущиеся хлоропласты. Лист, автотроф, артишок Святого Эразма, морская спаржа, тростник, склоняющийся под ветром сирокко…

* * *

Морган появился совсем с другой стороны, а не там, где ожидал его Стуки. Он тащился, волоча за собой протез ноги. Заметив инспектора, мужчина стал размахивать руками, как человек в море.

– Мертвец, мертвец, – вполголоса повторял