Читать книгу - "Невеста Василевса - Надежда Салтанова"

закону не мог стать императором, так что Василию была обеспечена безбедная жизнь при дворце. Во взрослом уже возрасте он узнал, что его мать, бывшую рабыню императрицы, выгнали из дворца, когда маленькому Василию исполнился год. И что нашла она приют в доме отца Нины, Калокира, и тосковала всю жизнь по своему единственному дитяти. И потому Василий взял аптекаршу Нину Кориари под защиту, позволил ей готовить снадобья для императрицы. В ее аптеке он мог отдохнуть от дворцовых интриг, послушать рассказы про матушку, обсудить с простой аптекаршей что-то, гложущее душу. Советы ему она давать не осмеливалась, но одно ее участливое и бескорыстное присутствие помогало ему порой найти единственно верный путь в хитросплетениях дворцовых козней.

Войдя, Нина склонила почтительно голову, застыла, не поднимая глаз. Первой говорить не осмеливалась — за то время, что провела при дворце, этикет выучила. У слуг здесь главное правило: ходи бесшумно, отвечай только, что спрашивают, и исполняй указания немедленно. Хотя Нина к слугам себя не причисляла, но одно правило для себя взяла: не начинать разговор первой. А потому ждала. Осторожно подняла взгляд на Василия, отметив мысленно, как постарел и осунулся великий паракимомен. Все же не так хороша жизнь во дворце. Особенно если власть есть. Где власть, там и враги, и интриги, и жестокость.

Василий закончил писать, бросил в раздражении калам в мраморную чернильницу. Темные брызги, взлетев, запятнали белый камень. Откинувшись на резную спинку кресла, великий паракимомен поднял глаза к подвешенному на цепях к потолку светильнику с разноцветными стеклами. Солнце, проходящее через высокие арочные окна покоев, бросало сквозь эти стекла цветные блики на стены из белого мрамора. Широкий стол с резным окаймлением был, как обычно, завален книгами и свернутыми пергаментами.

Переведя взгляд на окно, великий паракимомен тяжело поднялся, кивнул Нине:

— Пойдем в саду поговорим.

Аптекарша посеменила за ним. Выйдя из дверей, Василий свернул к боковой галерее, ведущей в сад. Пройдя к мраморной ажурной беседке, перед которой журчал фонтан в виде двуручной чаши, он опустился на скамью.

Махнув Нине рукой, чтобы садилась рядом, он втянул теплый, полный ароматами поздних роз воздух. Длинно выдохнул, повернулся к аптекарше:

— Есть у тебя Нина такое средство, чтобы в душе покой воцарился?

— Обычные отвары есть, чтобы сердце унять, тревогу притушить, сон призвать. Лишь прикажи — принесу. А душу — только Господь поможет успокоить.

— И ты меня в монастырь спровадить хочешь? — усмехнулся Василий.

— Да помилуй, разве я это сказала? — Нина опешила. Помолчав, осторожно спросила: — Неужто кто тебя от императора отдалить хочет?

Он поморщился:

— С тех пор как преставился патриарх, во дворце не пойми что происходит.

Сводный брат Василия и императрицы Елены, патриарх Феофилакт, зимой разбился насмерть, упав с лошади. Горевали о нем мало, ходили слухи, что он о своих лошадях заботился больше, чем о церковных богослужениях и своей пастве. Только что же такое во дворце потом произошло, что сам великий паракимомен в растерянности? — Нина перекрестилась, открыла было рот, но Василий ее перебил:

— Не о том я хотел поговорить с тобой. Лучше расскажи мне про Романа. Мне донесли, что он у тебя в аптеке ночь провел. Это с каких пор ты наследника привечаешь? Мало тебе было хлопот с мужчинами? Мало слухов про тебя распускается? — Он повысил голос.

Нина почувствовала, как жар поднялся от шеи, добрался до лба. Она повернула голову к Василию:

— Наследника ко мне Галактион привел пьяного в курдюк! — Поняв, как выразилась о юном василевсе, она испуганно прикрыла рот ладонью, попросила прощения. Василий качнул головой, чтобы продолжала.

— Конюх его от каких-то драчунов в таверне отбил. Я его отпаивала полночи, он только к утру в себя пришел. Хороша бы я была, если бы не приютила парня. — Голос Нины от волнения сорвался.

— Ты не забыла, о ком разговариваешь, Нина? — вкрадчиво спросил Василий.

У аптекарши похолодело в груди. Она подняла глаза на собеседника.

— Ведаю, что ты, великий паракимомен, за Романа душой болеешь. Да только мне себя обвинить не в чем. Когда он в беде, я вижу в нем не наследника и соправителя, а человека. И лечу я каждого, как умею, в беде никому не отказываю. — Нине стало страшно. А ну как и правда за такие слова о юном соправителе ее в подземелья отправят плетей попробовать. Она замолчала, опустив глаза. Сжала концы мафория, ожидая гнева Василия. Но тот молчал. Нина боялась пошевелиться. Василий наконец произнес:

— Верю, что ты ничего дурного Роману не сделаешь. Отчего он так напился, не знаешь?

— Откуда мне знать, отчего молодые люди напиваются? Верно, оттого, что денег хватает. Надо было бы семью кормить, небось поосторожнее гулял бы.

Василий сложил на коленях руки, переплетя пальцы в замок:

— Про семью верно говоришь. Мне донесли, что ему какая-то девица полюбилась да отказала. Ты не знаешь, кто это такая? И как она посмела отказывать василевсу?

— Не знаю. — Нина опустила голову, скрывая смущение. — А ежели и отказала, так разве она рабыня? Свободная девица может отказать. И василевс, чай, законы Божьи соблюдать должен.

— Глупости говоришь, Нина. Думай глубже. Кто ему отказывал?

Нина пожала плечами. Василий вздохнул:

— Никто. Никто не смеет отказать василевсу. Роман воспитан так, что он не станет позорить патрикий. Он знает, что их отцы и мужья должны быть на его стороне. Он не заводит врагов среди знати. Но в городе он еще не встречал отказа. Все знают, что вознаграждение будет щедрым. А подавальщица в таверне ему отказала!

— Не подавальщица… — Нина прикусила язык, но было поздно.

Василий, усмехаясь, посмотрел на нее:

— Стареешь, Нина. Проговорилась, смотри-ка. А раньше умела молчать. — Он вздохнул и продолжил. — Не горюй, я знаю, что это танцовщица. Ты мне лучше скажи, говорил ли он тебе о ней? Я ведь чувствую, что добром это не кончится. Не влюблен ли он в нее?

— Не ведаю я, великий паракимомен. Не думаешь же ты, что городская аптекарша может стать поверенной сердечных дум наследника. Да только отчего ты беспокоишься? Дело молодое. Отказала одна, не откажут другие. Он ее вскорости позабудет.

— Говорю тебе. Ни одна не отказывала. Для него это — как холодный бассейн после калидариума. Завоевывать ее пойдет теперь. Вот я и опасаюсь. Танцовщица из городской таверны, отказавшая василевсу, умеет, верно, в затрикион[42] играть. Ходы продумывает.

— Да Господь с тобой, великий. С чего вдруг у тебя такая беда, что одна девица Роману отказала? Бывают девицы, что себя блюдут, живут по законам Божьим.

— И при этом на публике танцуют? Задом трясут