Читать книгу - "Пропавшая книга Шелторпов - Анна Свирская"

от сделанного признания, о вине сэра Фрэнсиса, о случайностях, о…

– Если бы Джулиус не отправил книгу Хаймовицу, Изабель могла никогда и не узнать про Этериджа, – сказал Дэвид. – Жила бы дальше, была бы вполне… Нет, не «счастлива», не то слово. Скажем так: она была бы счастливее, чем сейчас.

– Или она могла не заметить книгу в кабинете, когда Джулиус её вернул… – подхватила Айрис. – Или заметить, но не открыть на том развороте. Столько вариантов, где всё могло пойти другим путём.

– А если бы ты не приехала в Клэйхит-Корт, всё могло пойти другим путём для Селлерса, то есть Ника Этериджа. Мне кажется, его запросто могли бы признать виновным.

– Неприятно думать, что будущее зависит не от тебя, а от каких-то глупых мелочей.

Дэвид кивнул:

– Я стараюсь о таком не думать.

– Мне кажется, Генри Тиндалл должен был много об этом размышлять. Знаешь, в таком духе: что бы с ним стало, откажись он от предложения Фрэнсиса Лайла? Может, он был бы с леди Изабель и они смогли бы как-то устроить свою жизнь, а может быть, он бы медленно угас на больничной койке. Он часто про это писал – про то, как человек делает выбор или же с ним происходит что-то, казалось бы, маленькое, незначительное, и после этого вся его жизнь сворачивает в другую сторону. И приводит к ужасному концу.

– А чем закончился «Ворон вещей»? – спросил Дэвид. – Ты начала мне рассказывать, когда мы гуляли в парке, но потом мы на что-то отвлеклись.

– Да, на Доминика Томпсона.

– Так этот человек понял, что обозначал кеннинг?

– Да. Погибель. Смерть. Однозначного ответа нет, но это было что-то вроде чистого разрушения, которое люди хотели обратить себе на пользу – для борьбы с врагами. Но Фримантл не смог сдержать эти силы, оказался слишком слаб, и в конце ворон вырвался на свободу.

– И в чём мораль?

– Не у каждой истории есть мораль. Сейчас же не восемнадцатый век.

– Но ведь зачем-то Тиндалл написал этот рассказ. И у тебя наверняка есть своё мнение.

– Возможно, это история о том, что никто не свободен от зла, от дурных мыслей и намерений, но кто-то может их сдержать, а кто-то нет. А кто-то, наверное, даже и не пытается ничего сдерживать. Но точно я не знаю. Этеридж, вернее Тиндалл, уклончив. Не даёт оценок, не подсказывает, держится в стороне.

– Как думаешь, почему он не написал ей напрямую?

Айрис провела кончиками пальцев по тонкой, прозрачной ножке бокала. Дэвид внимательно следил за движением её руки.

Его веки были чуть опущены, и взгляд, обычно такой резкий, цепкий, сейчас казался мягким – может быть, из-за густой бархатистой тени от ресниц.

Айрис было очень трудно сосредоточиться на чём бы то ни было под этим взглядом. Хорошо, что она сама думала над этим вопросом, пока они ехали куда глаза глядят, лишь бы подальше от Клэйхит-Корта.

– Сначала из-за обещания, которое дал сэру Фрэнсису, а потом стало слишком поздно.

– А в конце концов всё равно написал ей, уже перед самой смертью, – задумчиво сказал Дэвид.

– В этом есть что-то книжное, да? – печально улыбнулась Айрис. – В романах герои часто делают признания на смертном одре. Говорят, что тайна мучила их всю жизнь, а теперь они желают её раскрыть.

– Или знают, что им уже не придётся столкнуться с последствиями своих слов. – Дэвид поднял глаза на Айрис: – Наверное, мне стоит почитать книги Этериджа.

– А мне перечитать – теперь уже другими глазами. У меня, кстати, с собой та книга, которую ты мне подарил, могу одолжить.

– Та, которая пропала у тебя из комнаты?

– Я её вернула. Леди Изабель хотела мне её отдать, но не успела.

Айрис быстрым неловким движением поднесла бокал с вином ко рту и сделала глоток. Думать о леди Изабель было невыносимо. Где она сейчас? Что с ней?

– Она не одна, – сказала Дэвид, угадав её мысли. – О ней позаботятся. У неё будут лучшие адвокаты, каких только можно найти.

– Но она же всё равно… – Айрис не смогла договорить и подняла глаза к потоку, потому что не хотела сейчас заплакать. А слёзы подступали…

Господи, ей не стоило пить! Она думала, что алкоголь поможет избавиться от напряжения, которое сковывало её со вчерашнего дня… Да что со вчерашнего дня – с прошлой недели. Но в итоге она, кажется, просто расклеится и начнёт лить слёзы прямо за ужином.

Дэвид протянул руку через стол и коснулся пальцев Айрис своими. Она только в этот момент поняла, что стискивает ножку бокала с такой силой, словно хочет переломить. Айрис разжала пальцы, и Дэвид тут же сплёл их со своими.

– Да, это не будет легко, – произнёс Дэвид, – но леди Изабель не бросят на произвол судьбы. У неё есть семья.

Его ладонь была горячей, в отличие от ладони Айрис – ледяной.

Лучший в городе отель оказался небольшим трёхэтажным домом на углу двух улиц. Женщина в толстенных очках, дежурившая за стойкой, улыбнулась, когда заметила в руках Айрис горшок с розмарином, но даже бровью не повела, когда записывала в книгу откровенно фальшивые имена гостей: Джон и Мэри Нил. То, что Дэвид попросил два номера, которые соединялись бы дверью, её тоже не удивило.

Дэвид оставил ключи от машины портье, а сам вместе с Айрис пошёл к застеленной пухлым зелёным ковром лестнице.

– Часто приходится называться чужим именем? – спросила Айрис, как только они вошли в номер.

– Почему ты думаешь, что часто? – Дэвид забрал у Айрис пальто и бросил на кресло.

– Мне показалось, для тебя это дело привычное.

– Иногда приходилось. А что в этом такого?

– Как будто мы собираемся сделать что-то плохое… Под выдуманным именем останавливаются или преступники, или мужья, изменяющие жёнам, или жёны, изменяющие мужьям.

– Ни одно, ни другое, ни третье, – ответил Дэвид, обхватывая Айрис за талию. – Моя фамилия мало кому о чём-то говорит, но это в обычной ситуации. Недавно про Вентвортов писали во всех газетах, а в январе будет суд. Я не люблю внимание.

– Я заметила.

– Разве что внимание людей, которые мне очень-очень нравятся.

Дэвид произнёс эти слова тихо, почти шёпотом, и его низкий, тёплый голос звучал как заклинание, от которого Айрис становилось мучительно хорошо. Она даже не сразу поняла смысл этих слов, а когда поняла…

Она чуть привстала на носках и потянулась к губам Дэвида.

Они целовались, пока с улицы не раздался высокий серебристый звон. Они уже один раз слышали, как бьют часы на рыночной площади, пока ужинали, но