Читать книгу - "Дела минувшие - Николай Свечин"

не менее охотно их привечал. И селил без прописки за сороковку в день… Как найти в таких джунглях лихого человека? Ежели между аборигенами существовал негласный уговор – фартовых не выдавать…

У Благово был ответ на этот вопрос. Наверху к кромке обрыва подходила новая улица, которая так и называлась: Большие Овраги. От нее вниз шла крутая тропинка. В полугоре она упиралась в ровное место, на котором притулилась единственная в расщелине чайная. В нее стекалось все окрестное население. И не просто так: тамошний хозяин подавал в чайниках вместо кипятка водку. Еще он занимался незаконной варкой мыла и скупал краденое. Звали жулика Иван Суседов. Когда он в очередной раз попался, Павел Афанасьевич его завербовал. И псевдоним придумал подходящий: теперь агент Мыловар осведомлял сыскную полицию о том, что происходило в закрытом для посторонних глаз овраге.

Петр Форосков, не снимая грязных лохмотьев, отправился в чайную и передал хозяину приказ: в одиннадцать вечера прийти на явочную квартиру в Крутиковской улице. Там Суседова ждали двое: начальник отделения с помощником. Лыков сразу взял быка за рога:

– Скажи, Иван, кто из баб в вашем овраге носит имя Нектария? Много таких?

– Одна токмо и есть, вдова Нектария Семенова.

– Что за фигура?

– Да не сказать, чтобы фигура, – хмыкнул блатер-каин. – Толста – это точно. Но ничем другим не примечательна. По кой ляд она вам сдалась, господа сыщики?

– А чем Нектария зарабатывает?

– Живет от себя[31].

Тут заговорил статский советник:

– У нее, я слышал, новый дроля завелся?

– Не знаю, ваше высокородие, – ответил Суседов. – Я за дурой-бабой и не смотрю, их вон сколько, целый овраг. А надо присмотреть?

– Надо, и срочно.

– Дозвольте спросить, ваше высокородие, а что за дроля? Вы и имя можете назвать?

– Колька Бешеный его зовут. Иначе – Николай Мозжевелов. Потомственный варнак и очень опасен. Ты хочешь сказать, Иван, что не знаком с ним? И в чайную он не ходит?

Суседов ответил очень серьезно:

– Не знаком и не ходит. Однако баба его дважды в последнюю неделю покупала у меня брыкаловку[32]. Чего раньше не делала.

– Ему и покупала! – обрадовался Лыков. – Там Колька, у шалавы прячется.

– А чем платила Нектария? – прозорливо ткнул пальцем в собеседника статский советник. – Случайно не полушубком?

Освед опешил:

– Почем вы знаете, ваше высокородие?

– Ордынских овчин, крытый черным сукном?

– Так точно. Однако как?..

– Придется вернуть его потерпевшему, крестьянину Петрову. Я тебе велел быть осторожнее!

– Иначе у нас нельзя, прогоришь, – развел руками кабатчик. – Да и народ не поймет, заподозрит неладное. Придется вам потерпеть мои махинации… для пользы дела. Что я должен, чем могу вину искупить?

– Показать нам жилище Нектарии Семеновой, – влез Лыков.

Все трое принялись рассуждать, как лучше это сделать. Если владелец чайной будет шляться по оврагу с посторонним человеком, да еще пройдет мимо дома Нектарии, потом арест каторжного могут связать с этой прогулкой. А нарисовать план невозможно из-за дикой застройки местности. Как быть? Алексей предложил нарядиться грузовщиком[33] и притащить что-нибудь в чайную под присмотром хозяина.

– Где дом Нектарии?

– Неподалеку от Башкировских мельниц. В полугоре.

– Тебе мука оттуда не нужна?

– Да можно взять куль… пудов на девять… Только как вы его допрете, ваше благородие? Гора у нас крутая!

– Но мы пройдем мимо нужного дома? – настаивал титулярный.

– Пройдем, и я дам знак. Однако же девять пудов!

– Зато никто не заподозрит.

Агент Мыловар только крякнул.

В результате утром следующего дня в овраг со стороны Благовещенской слободы шагали двое. Впереди указывал дорогу владелец единственной в округе чайной. За ним крепкий малый в обдергайке тащил куль крупчатки. Девять пудов он нес не на спине, а на плече! Как будто там была вата… Вокруг шла повседневная жизнь. Бабы, высоко задрав юбки, полоскали в Жандармском ключе белье. Мальчишки играли в свайку, а рядом, развалясь на солнце, храпел пьяный. На ногах его были дешевые клеенчатые сапоги, настолько дрянные, что их даже никто не снял. Ветошник рылся в мусоре, извлекая из него железным крючком кости и тряпки. Два босяка сидели на взгорке, распивали полуштоф, любовались ногами прачек и рассуждали о смысле жизни. Краснощекая толстуха сидела напротив и орала в голос:

– Ах ты, береза, ты моя береза,

Все-то вы пьяны, я одна твереза!

А на том берегу сияло всегда красивое Заочье: колокольни кунавинских храмов, мачты первых пароходов, густая зелень Савеловой Гривы…

Проходя мимо кособокой избенки, больше похожей на баню, Суседов на секунду остановился поправить штанину.

Спустя четверть часа парень в обсыпанной мукой обдергайке шел обратно. Он глупо улыбался, звенел зажатыми в кулаке монетами и напевал «Солучилася беда у Софронова купца». Явно располагал, как лучше пропить выручку. На крыльце кособокой хибары стоял высокий мужик в невообразимых[34] ядовито-лилового цвета и справлял малую нужду. Оба не обратили друг на друга никакого внимания.

Вычислив укрытие каторжника, Лыков заглянул в острог. Цапля пришел в себя после допроса, но выглядел по-прежнему неважно.

– Да, Федор, перевязочный пункт у тебя под глазом еще неделю продержится, – съязвил сыщик. – Нечего было людей убивать!

– Я не убивал, вашество.

– Ага, споспешествовал. За руки держал.

– И за руки не держал, а токмо водку с ним пил.

– Да, а потом денщик умер. Ты овечкой-то не прикидывайся, каторги не миновать. Но смягчение участи, считай, у тебя в кармане – за чистосердечное признание. Скажи мне еще вот что. Колька Бешеный какой человек?

– Бешеный и есть, – сник мазурик. – Чуть что не по нему, сразу в рыло.

– Сильный?

– Не то слово. Прям черкасский бык!

– Ну, я ему рога отшибу, бык и присмиреет, – осклабился титулярный. – А когда он у своей бабы бывает, днем или ночью?

– Ночью он, ваше благородие, на грант ходит, разбойничает, стало быть. После чего в шалмане угощается или читает книжку в тридцать два листа[35]. А утром отсыпается. Если хотите его заарестовать, то утром самое то.

– Кто еще у его бабы может быть в доме? Другие жильцы есть?

Цапля стал припоминать:

– Были трое с пивоваренного завода Барбатенкова. Простые мужики, с деревень. Они утром на работу уйдут.

– А в какие шалманы Колька заглядывает?

– На Буграх, в портерной Ляхова бывает. Трактир Каткова на Ильинке даже любит. В Гордеевке в номерах Чувосеева в карты дуется. А еще есть «мельница» на улице За острожным огородом[36], по-возле Полевых казарм. Голубенькие ставни, хозяина зовут Фавст.

– Значит, ежели я приду с утра пораньше, есть вероятность с Бешеным с глазу на глаз поговорить?

– Так точно.

Алексей поднялся, слегка хлопнул арестанта по плечу. Тот вскрикнул:

– Ой!

– Не ойкай, а готовься. Скоро свидишься со своим товарищем. И расскажешь ему про фельдфебеля Теплова. Пусть сбережет наше время – все равно Теплов его приведет к чистосердечному. Только дольше мучиться будет.

Ночью в городе случился новый разбой. Поставщик мяса для боен с салотопкой Нищенкова, прасол Чох, припозднился с поставкой. И возвращался уже в темноте, имея при себе девятьсот рублей. Да еще пошел, дурак, пешком. На Напольно-Солдатской, возле Печерских казарм, выскочил человек большого роста и жахнул прасола по голове кулаком. Очнулся бедолага без выручки и с шишкой на темени. Хорошо еще, из казарм прибежали казаки и спугнули бандита, а не то все кончилось бы много хуже.

Под утро Лыков с Титусом сумели его допросить. Чох уже пришел в себя и держался бодро. На вопрос о приметах нападавшего он ответил:

– Рост – два аршина десять вершков[37],кудлатый, одет в синие шаровары русской ткани и суконную жилетку. Сверху пальто на вате, на шее холщовый кисет.

– Как же вы кисет рассмотрели? – удивился Яан.

– А перед тем, как сознания лишиться, – пояснил прасол. – Он туда мои деньги засовывал.

– Особых примет не помните?

– Злой. Слова не сказал, сразу бить. Я бы отдал без спора, так он даже и не предложил…

Утром Благово объявил всему отделению:

– Пора этого злого прекратить. Надоел он мне. Лыков!

– Так точно!

– Что «так точно»?

– Прекратим. Да