Читать книгу - "Дойти и рассказать - Сергей Анисимов"

– Шалва!

– А?

Они разогнулись одновременно, оглядывая друг друга с головы до ног.

– Шалва, я как-то не спрашивал. Ты в какой группе на спорт ходил? В «спецназе»?

– Нет, в общей.

– Бегать много приходилось?

– Ну, случалось иногда.

– Тогда на старт…

Это была просто концовка анекдота, сказанная, чтобы снять напряжение. До старта было ещё полдня. Как оно обычно и бывает, в этом были свои хорошие стороны, но и свои плохие. Даже уже вроде бы решив рискнуть, Николай всё еще не до конца убедил сам себя в неизбежности такой попытки, он не был твердо уверен, что сумеет скомандовать «Пошёл!» самому себе. Подсознание, видимо, искало весомые причины не рисковать, а остаться в уже устоявшемся статусе. Но если слушаться подсознания безоговорочно, то превратишься в обезьяну. Или в безропотную рабочую лошадь. Постепенно, конечно…

– Подержи лопатень…

В оставшуюся половину дня Николай пытался напомнить телу вколоченные в мышцы комбинации движений. Получалось вроде бы нормально – но это всё теория, опять теория… Ни в одном до-джо, какой бы продвинутый сенсей в нём не преподавал, не будут использовать в качестве учебного пособия автомат Калашникова. Но автомат – это данность. На одном его конце находится обкурившийся гашишем враг, а на другом, «рабочем» – тот, кто очень хочет домой. К маме, в том числе. Знаете, какое самое опасное место на земле? Это место между матерью и её ребенком. А с какой именно стороны опаснее – это в каждом отдельном случае определяется способностями обоих. Мама у Николая была в своё время альпинисткой, но бить человека по голове совковой лопатой ей, наверное, никогда не приходилось. Сам он драться умел, но сейчас не менее полезным оказалось бы умение лазать по горам. Вот ведь ирония…

– Давай ещё раз подумаем чуточку.

Не стараясь выровнять дыхание, Николай забрал у Шалвы лопату и несколько раз крутанул её вокруг себя.

– Анзора нет. Турпала не видно. Нас охраняет один из двух самых слабых бойцов команды. Мы на краю села, причём на том краю, на котором нужно. Так?

– Так.

– Что в минус?

– Автомат.

– Отберу я автомат, как ты думаешь?

– Легко сказать.

– Угу…

Двигалось Николаю, вроде бы, легко, но как оно будет на самом деле…

– Подстрахуешь меня? Лопатой по башке, знаешь ли… Радикальное средство.

– Понял…

Шалва облизал губы. Тоже нервничает. Слишком много времени у них было, это тоже плохо. Лучше бы как на экзамене: проснулся, пошёл, сдал. Пережёвывать же внутри себя одни и те же мысли столько времени не есть приятно. И не есть полезно. Ладно. Ко наримасита.

По их подсчётам, до конца рабочего дня оставалось часа полтора, когда Хамид загремел на первом этаже ведром, допивая остатки воды и шумно отплёвываясь. Время было почти идеальное – достаточно близко к наступлению темноты, и в то же время дающее небольшую паузу до того момента, когда беглецов начнут искать. Если, конечно, им удастся пройти хотя бы первый этап…

Заготовленная для стяжки порция раствора медленно загустевала в корыте, и Николай с Шалвой почти машинально шуршали гранулами, перегоняя керамзит с место на место, – в ожидании момента, когда охранник заглянет к ним с очередным визитом вежливости. Тот, однако, не торопился и продолжал бурчать и фыркать внизу, изредка вставляя в свой монолог несложные русские междометия. Бывшему бригадиру пришло в голову, что вода кончилась, а пить охраннику наверняка хочется, поэтому Хамид может соблазниться мыслью разнообразить свой рабочий день и пригласить посторожить их кого-нибудь ещё, пока сам он ходит, предположим, по воду. Не желая даже думать о такой возможности, и со стыдом осознавая, что она вызовет у него даже некоторое облегчение, Николай громко и отчётливо произнёс фразу из середины «Гуадеамуса»: «Vita nostra brevis est, brevi fineetur»[8], после чего перестал шуршать лопатой и застыл. Шалва последовал его примеру и занял позицию метрах в полутора справа. Результат был именно такой, на который он рассчитывал. Ещё пару раз шумно сплюнув, Хамид начал с кряхтением подниматься по лестнице. Когда опухшая рожа бойца Аллаха появилась в тёмном дверном проёме, Николай постарался придать лицу робкое и просительное выражение, одновременно уронив лопату себе под ноги. Хамид остановился не выходя из-под косяка, и задал какой-то короткий вопрос. Через секунду он понял, что сказал это по-чеченски, и переспросил: «Чего надо?».

– Ситсурей симас![9] – с такой же робкой интонацией сказал русский раб, протягивая к нему пустые руки.

– А?

Хамид сделал всего полшага навстречу, по-прежнему демонстрируя лицом недоумение и непонимание происходящего, но этого Николаю хватило.

Надо отдать Хамиду должное – как бы расслаблен он ни был, но отреагировал почти мгновенно, пытаясь одновременно отшагнуть назад и дёрнуть руку к висящему на плече автомату. Если бы он ограничился только первым, то, возможно, и сумел бы вписаться в дверь спиной, рискуя рухнуть с начинающейся в метре позади лестницы, но это ему почему-то в голову не пришло.

Николай взял его на «катагаиши», палочку-выручалочку начинающего рукопашника. Вцепившись ногтями в ложбинку за мякотью большого пальца свободной руки конвоира, он изо всех сил закрутил своё тело вправо – и тут же, боясь, что сил для завершения приема может не хватить, пошёл в обратное движение, переставив ноги и изломив кисть в кругообразном развороте, имитирующем движение вводящего весло в воду байдарочника. Хамида швырнуло вверх, он почти подпрыгнул, перевернувшись в воздухе и тяжело рухнув на бок, до самой земли провожаемый захватом Николая.

Хэкнули оба, и сопровождавший падение громкий хруст остался почти неслышным. Это мог бы быть и керамзит, и сломавшиеся от грубо проведённого приёма кости предплечья – но останавливаться, чтобы прислушиваться, было некогда. Следующим движением он выломал упавшему руку из плечевого сустава, а ещё через полсекунды оказавшийся рядом Шалва с громким шипением рубанул лопатой Хамидову шею. Выдув ртом целую вереницу слюнявых пузырей, Хамид прогнулся, пару раз дёрнул ногами и затих. По-прежнему не отпуская хватку – один на кисти лежащего, другой на рукояти лопаты, студенты, когда-то посвятившие себя самой гуманной профессии, переглянулись. Затем Николай разогнулся, потрогал упавшего за шею, немного пошарил пальцами и отрицательно покачал головой. Пульса не было. Только после этого Шалва вытянул совок лопаты, прижимавший шею убитого к земле наподобие рогульки змеелова, и выпрямился, оглядываясь на дверь.

– Уф-ф…

Николай, честно сдавший в своё время полагающиеся зачёты на соответствующие разряды, всё это время, оказывается, не дышал. За такое перворазряднику вставляют бо-ольших пистонов – но сданный зачёт лежал прямо перед ними, медленно остывая, поэтому укол недовольства собой был мимолётным.

Теперь автомат. Ремень зацепился за пуговицы на рукаве убитого, и отдирать его пришлось с силой. Рука Хамида вяло соскользнула с потёртого ложа, и Николай не сумел побороть желание ещё раз проверить пульс на его шее. Нет, всё нормально.