Читать книгу - "Сокрушительное бегство - Алексей Зубко"

— А… — Джинн растерянно открыл рот, видимо желая спросить, как это четверостишье может быть длинным или коротким.

— Погодь минутку. Сейчас тронемся в путь, и сразу начнешь приобщать к вечному и прекрасному… Все готовы? Потопали.

Затолкав многострадальный пиджак в мешок, я забросил последний на плечо и, за ухо оттянув ваурийского демона от Викторинии, смущенной его назойливым вопросом: «Фрук?» (как незаметно взрослеют дети!), последовал за Ольгой, возглавившей колонну.

Из динамика донесся громкий щелчок, прервавший монотонное статическое гудение и невнятное бормотание, Изображение затемнилось. От неожиданности я запнулся о кочку и едва не упал. Картинка вернулась, но разительно отличная от действительности.

Вокруг меня не невзрачные деревья, а пламенем трепещущие на ветру факелы. Трава уж не трава, а безграничный ковер с высоким белоснежным ворсом. Вместо идущей впереди Оленьки в паре метров от меня неспешно крадется крупная пантера столь темного коричневого окраса, что кажется почти черной.

Что это такое?

Попытавшись поднять забрало, я понял, что его снова заклинило и мне придется некоторое время созерцать мир в искаженном компьютерными фантазиями виде.

Дед Маздай с этим живет, и ничего.

Посмотрев на Тихона, я с удивлением обнаружил отсутствие видимых изменений в его облике. Видимо, компьютер нашел его внешний вид и без того достаточно необычным, экзотическим.

Как и говорил Маздай, Агата выглядит тигрицей, настороженно рыщущей из стороны в сторону, так что ее черно-оранжевая спина мелькает то тут, то там.

За моей спиной, почти прикасаясь ко мне пальцами протянутой вперед руки, неспешно шагает Викториния, которая выглядит так, будто вновь превратилась в человека, а одежды под рукой не оказалось. Нужно будет присоветовать валькириям: пускай запасутся на случай ее неожиданного превращения каким-нибудь одеянием. Или это необратимый процесс и можно не волноваться по пустякам?

«Вот бы на себя со стороны посмотреть», — подумал я и тут же озвучил эту идею для компьютера. Если даже изображение пойдет не сбоку, а сверху, то и это ничего — так дракон должен выглядеть еще лучше.

Изображение изменилось, но совсем не так, как я ожидал. Словно кто-то перенес камеру на Землю в юрский период, но почему-то в подозрительно бедный на растительность уголок, где лишь мхи под ногами да колючки за спиной. Мою команду электронный мозг проигнорировал, сославшись на временную глухоту, вызванную попаданием влаги на контакты.

Передо мной, гордо неся украшенную рогом голову и неспешно переступая ногами, идет небольшой цератозавр, чья спина волнообразно изгибается при каждом шаге. Даже в этом обличье Оля умудряется выглядеть привлекательно. Поразительно!

Тихон по-прежнему выглядит как ваурийский демон. Без всяких там графических наворотов и стилизаций под соответствующую эпоху.

Агата преобразилась в трехрогого трицератопса с роскошным костяным воротничком вокруг шеи и колоннообразными ногами, поддерживающими массивное тело и оснащенный шипами хвост, а Викториния — в прямоходящего тираннозавра, возможно, даже рекса, что больше подошло бы принцессе.

— Кх-кх… — залетев вперед меня, нарочито громко откашлялся джинн, представший в образе крылатого птеранодона. На его небольшой голове кумачовая пилотка, из-под которой торчат: вперед — длинный широкий клюв с множеством острых мраморно-белых зубов, назад — костяной гребень, изогнутый к спине, словно кривой турецкий ятаган.

— Что?

— Уже можно?

— А… — На мгновение я растерялся. — Ах да! Конечно. Приступай.

— Притча, — оповестил дружно шагающую аудиторию призрачный поэт-философ, — про караван и злобного погонщика. «Кто шагает дружно в ряд? Пионе…»

— Вах! — испуганно всплеснул руками джинн. — Слезно прошу простить меня — перепутал. Это не тот стих. — И, сменив пилотку на тюбетейку, продолжил: — Слушайте же притчу.

Через пески шел караван, Его погонщик вечно пьян.

В том караване верблюды, Уж день какой все без воды.

Томятся жаждою, страдают, Чрез силу ноги переставляют.

Ярится погонщик, слюною брызжа, Им в морды своим перегаром дыша.

Он выпил вина, он дерзок и пьян. «Оазис уж скоро, там пери, кальян, —

Погонщик нахально верблюдам сказал, — А вас же — на мясо». И всех оплевал.

На спину тому и на горб, второму же в носи на очи,

А этому под ноги плюнул — не сталось на большее мочи…

Вздохнули верблюды, обиду покорно снеся.

«На пери твою и кальян, тяжелую ношу неся, —

Сказали они, — горбом своим заработали мы».

Но нашелся один, он возроптал: «Мы не рабы, рабы не мы».

И вспенилась кровь, распрямились горбы,

И стал полон рот горькой от жажды слюны,

Плюнули дружно — все как один. Так и погиб их злой господин.

А древней сей притчи суть такова: Не плюй на того — в горбах чьих вода.

Читая свой стих, джинн раз за разом сбивался с торжественной декламации на напевный речитатив, в его исполнении более похожий на вой страдающего острой зубной болью волка. Вот почему, когда на последнем протяжном звуке «а» из его клюва вырвался надсадный вопль: «…а-а-а!!!», я сперва не придал этому значения, приняв это за финальный штрих его своеобразной манеры исполнения. Но тут до моих ушей дошел стремительно нарастающий гул, я обернулся и…

Кажется, мне удалось даже заглушить джинна.

— А-а-а!!!