Читать книгу - "Флоузы, или Кровь предков - Том Шарп"

— Нет, нет, не надо! — закричала она, по ошибке решив, будто в полковнике взыграло чувство вины и раскаяния и он собирается заняться самокастрированием. — Не делай этого! Ради меня — не делай! — И она вырвала у полковника ножницы. Если бы он в этот момент был в состоянии говорить, то, конечно, объяснил бы ей, что именно ради нее он и должен сделать то, что собирался. Но говорить он не мог, а потому, вертясь волчком наподобие юродивого, полковник с такой силой и выражением начал дергать рукой и презерватив, и то, что в нем находилось, что казалось, он хочет вырвать с корнем и то и другое. Через дом от него Петтигрю, уже привыкшие к тому, что по ночам что-нибудь происходит, шумит или взрывается, на этот раз не обращали внимания на вопли полковника о помощи. И даже то, что призывы Финч-Поттера сочетались с криками «греховной жены», нисколько не удивило супругов Петтигрю. После той отвратительной демонстрации извращенности, которую устроили Рэйсимы, они уже были готовы к чему угодно. Полицейские же, сидевшие в машине в начале улицы, среагировали иначе. Но когда их машина, заскрипев тормозами, остановилась у дома номер 10 и они выскочили из нее, торопясь к месту очередного преступления, их встретил бультерьер.

Сейчас это была отнюдь не дружелюбно настроенная псина и даже не то свирепое животное, что укусило О’Брайена и не желало отцепляться от него, даже когда тот залез на дерево. Сейчас это был совершенно иной зверюга, которого Локхарт до предела накачал наркотиком, и в нем пробудились все первобытные, дикие инстинкты и представления, так что, наверное, полицейские виделись ему чем-то вроде пантер, и даже в столбах забора мерещилась угроза. Но настоящей-то угрозой был сам бультерьер. Скрежеща зубами, он молниеносно перекусал трех полицейских, первыми выскочивших из машины, не давая им забраться в нее обратно, укусил столб в воротах, сломал зуб о «хамбер» полковника, вонзил зубы в шину переднего колеса полицейской машины, да так, что та с грохотом лопнула, сбив с ног саму собаку, но и сделав невозможным отступление полиции. После чего бультерьер, злобно рыча, устремился в ночь в поисках новых жертв.

Он нашел их легко и в изобилии. После того как рядом с ними взорвался «баухаус» О’Брайена, супруги Лоури взяли за правило спать на первом этаже. Услыхав новый взрыв — так грохнула лопнувшая шина, — они выскочили во двор. Тут на них и наткнулся возбужденный бультерьер полковника Финч-Поттера. Крепко покусав обоих и загнав их назад в дом, он заодно под корень уничтожил три куста роз, не обратив никакого внимания на их шипы. Скорее наоборот: розы, оказавшие хоть какое-то сопротивление, только еще больше раздразнили его, и, когда наконец подъехала вызванная Джессикой «скорая помощь», пес был уже совершенно не расположен шутить. Бультерьеру однажды уже довелось путешествовать в этой карете вместе с О’Брайеном, и воспоминания об этом случае вспыхнули сейчас в его разгоряченной голове. Собака явно считала «скорую помощь» чьим-то выпадом против самой Природы, ее оскорблением. И потому со свирепостью карликового носорога, набычившись, помчалась через дорогу к машине. Санитары почему-то посчитали, что их помощь нужна супругам Петтигрю, и остановились у дома номер 6. Но простояли они там недолго. Какой-то зверь с налитыми кровью глазами сшиб одного из санитаров, укусил второго и попытался вцепиться в горло третьему, но, к счастью, промахнулся, в прыжке перелетев у того над плечом. Санитары поспешно нырнули в «скорую» и помчались в больницу сами, бросив на произвол судьбы супругов Лоури, трех полицейских и полковника, вопли которого несколько поутихли после того, как он порезал себе пенис кухонным ножом.

Однако им не стоило так торопиться. Мистер Петтигрю только что открыл входную дверь и объяснил позвонившему санитару, что на этот раз он понятия не имеет, кто учинил очередной переполох на Сэндикот-Кресчент. И в этот миг у него между ног что-то промчалось и устремилось наверх. Мистер Петтигрю сделал ошибку: он закрыл дверь, проявив этим, однако, определенную меру понимания своей ответственности перед обществом. Впрочем, последнее вышло у него случайно. На протяжении последующих двадцати минут бультерьер полковника Финч-Поттера громил дом Петтигрю. Что он нашел в украшенных кисточками абажурах торшеров, в бархатных занавесках, в тряпках, разбросанных на туалетном столике, или же в ножках гарнитура красного дерева, что стоял в столовой Петтигрю, — это знал только сам бультерьер. Но все перечисленное явно показалось ему чем-то непривычным и странно опасным. Проявив безупречный вкус и действуя с неподражаемым варварством, пес проложил себе путь через лучшую мебель и украшения и даже прогрыз дыру в персидском ковре — по-видимому, в поисках воображаемой кости, которую ожидал под ним найти. Петтигрю все это время прятались в кладовке под лестницей. В конце концов собака бросилась на собственное отражение в стеклах большого французского окна и, пробив его, исчезла в уличном мраке. Ее внушающий ужас лай доносился откуда-то из птичьего заказника. К этому времени стоны и завывания полковника Финч-Поттера давно уже прекратились. Он лежал в кухне на полу и весьма мужественно и старательно при помощи терки для сыра делал что-то с тем, что было раньше его пенисом. Он не знал и не понимал, что ожегший его презерватив уже давно развалился под многочисленными ударами кухонного ножа. Впрочем, его это и не волновало. Достаточно было чувствовать и видеть, что еще оставалось резиновое кольцо и что его пенис съежился втрое по сравнению с нормальным его размером. Полковник, почти обезумев от боли, пытался теперь содрать резиновое кольцо с остатков былого фаллического великолепия. Боль от сырной терки по сравнению с ощущениями от средства для чистки плит была ничтожной и казалась даже облегчением, пусть и слабым. На кухонном стуле билась в истерике «греховная жена», на которой были только кожаный пояс и бюстгальтер. Именно ее вскрики и рыдания и вернули в конце концов трех полицейских к исполнению их служебных обязанностей. Скрюченные от полученных укусов, все в крови, они взломали входную дверь, гонимые как необходимостью войти в дом, так и стремлением спрятаться от бультерьера. Но, оказавшись внутри, они не знали, оставаться ли им тут, или же спешно покинуть это место. Вид пожилого джентльмена с багрово-красным, почти что черным лицом, сидящего голым на кухонном полу и пытающегося сырной теркой сделать что-то с тыквой, явно страдающей избыточным кровяным давлением, заставлял усомниться в его психическом здоровье. Такое впечатление еще более усиливалось при виде находившейся тут же женщины, совершенно голой, если не считать пояса для чулок, которая истерически вскрикивала, бормотала что-то нечленораздельное и поминутно прикладывалась к бутылке с бренди. Как бы для завершения этого кромешного ада и для еще большей паники внезапно погас свет и весь дом погрузился в темноту. Все другие дома на Сэндикот-Кресчент — тоже. Локхарт, воспользовавшись тем, что вся полиция и «скорая помощь» сосредоточились около домов номер 6 и 10, пробрался на поле для гольфа и забросил свое изобретение на провода шедшей к улице электролинии. Замыкание сработало мгновенно. Когда Локхарт вернулся домой, даже Джессика была в состоянии, близком к шоку.

— Локхарт, дорогой, что с нами творится? — простонала она.

— Ничего, — ответил Локхарт. — Это с ними творится. — В кромешной тьме кухни Джессика вздрогнула в его объятиях.