Читать книгу - "Тётя Соня из Одессы, или «Шо я хочу сказать вам за мужчин» - Ривка Апостол-Рабинович"

– Циля! Пословица гласит, что завтрак съешь один, обед – с другом, а ужин отдай врагу…

– Есик, и что ты мне намекаешь?

– Ты всегда почему-то кушаешь так, будто у тебя таки нет ни врагов, ни друзей…

– Я смотрю, ви таки жируете, Сема! Икра на столе…

– Так ведь баклажанная, Фима!

– Так ведь ведро!

– Алло, Додик, что тебе сегодня приготовить на ужин?

– Устриц в нормандском соусе, Розочка!

– Ну, что ж, пельмени, так пельмени…

Сара продавцу овощей и фруктов:

– Я заказывала у вас три килограмма слив! Я заплатила! А сыночка принес, я взвесила-только два кило!

Продавец:

– А вы сыночка не взвешивали?

– Изя! Не ешь так много мороженого!

– Почему?

– Пукнешь – отморозишь себе ноги!

Русский, кавказец и еврей решили отметить какое-то событие. Русский говорит:

– Я водки принесу.

Кавказец:

– Я шашлык пожарю, винограду принесу!

Еврей говорит:

– А я брата приведу. Он анекдоты рассказывает – пальчики оближешь!

Диалог в одесской столовой:

– Что вам?

– Пюре и свинину.

– Луком посыпать?

– А это бесплатно?

– А вам точно свинину можно?

Одесса, Привоз. По рядам ходит мужчина с бумажкой.

– Мужчина, вы забыли купить лук!

– Но у меня лук не записан.

– Так идите я вам допишу!

Рядовой Рабинович пожаловался на кражу сала из его тумбочки. Прапорщик удивленно спросил: разве евреи сало едят? Нет, ответил Рабинович, не едят, и я не ем. Я им ноги перед отбоем смазывал…

И тут рядового Петренко стошнило.

Одесситы Моня и Ицик эмигрировали в Париж. Французского ни один из них не знает. Приходят они первый раз в ресторан. На всех столах стоят маленькие стеклянные баночки, в них какая-то желто-коричневая масса. Должно быть, это что-то очень дорогое, потому что посетители берут эту массу крохотными порциями. Моня и Ицик ломают голову, что бы это могло быть. (Горчица у евреев Восточной Европы была почти неизвестна, вместо нее употребляли смесь тертого хрена со свеклой). Они решают попробовать, что это за желтая дорогая вещь. Как только официант отвернулся, Ицик зачерпнул горчицу столовой ложкой и быстро отправил в рот. Из глаз у него брызнули слезы, лицо побагровело.

– Что с тобой? – удивляется Моня.

– Ах, ты знаешь, – отвечает Ицик, – я сейчас вспомнил, что в прошлом году утонул мой брат Додик.

– Сочувствую! А как эта желтая штука? Вкусно?

– Очень.

Тогда Моня тоже набирает ложку горчицы, сует ее в рот – и тоже начинает плакать.

– А ты чего плачешь? – спрашивает его Ицик.

– Я плачу оттого, – отвечает Моня, – что в прошлом году ты не утонул вместе с Додиком.

– Розочка, не надо таки мине предлагать сто грамм для храбрости, дайте четыреста и я пойду на подвиги!

Одесса. Портной Либерман, которому Рабинович долго не оплачивал счет, решил пойти к нему домой и потребовать денег. Он застал злостного должника за обедом, когда тот разрезал жареную индейку.

– Яков Моисеевич, когда вы вернете долг?

– Потерпите, друг мой, еще немного, я сейчас на мели.

– На мели, а таки кушаете индейку!

– Бедная птичка, мне нечем было ее кормить…

Одессит встречает друга Моню. Тот раздобрел и важным стал. Так, между прочим, рассказал о своей паштетной. Мол, отбоя нет от посетителей!

– Моня, и из чего же твой паштет?

– Как из чего? Из рябчиков.

– И где ты берешь столько рябчиков?

– Ничего, когда не хватает, добавляю конину.

– И в какой пропорции?

– Один к одному: Один рябчик – одна лошадь.

Суть любого еврейского праздника: Они хотели нас уничтожить у них ничего не вышло. Давайте покушаем!

Раздел 13

Этапы жизни еврейской женщины: Больная. Больная. Больная. Очень больная. Очень больная. Смертельно больная. Вдова.

У еврейских женщин есть три вещи: шлимазл-муж, гениальный ребенок и немножно лишнего веса.

Еврейские женщины самые красивые. Ну, если не самые красивые, то самые умные. Ну, если не самые красивые и самые умные, то самые умелые. Ну, если не самые красивые, умные и умелые, то самые больные.

Хаим, говорят, твоя Роза опасно больна.

– Да, больна. Но опасна только тогда, когда здорова.

Рабинович умирает. Рядом с ним сидит его жена, которой он диктует свое завещание. Практически каждое его слово она комментирует и пытается его волю изложить по-своему. В конце концов, умирающий выходит из себя:

– Послушай, кто из нас умирает: ты или я?!

– И шо, как вы имеете свое здоровье?

– Ой, как оно меня имеет!

– Гуревич, вы пролежали у нас в клинике целый месяц. Вы мне лично обещали бросить курить и стать другим человеком!

– Доктор, я стал другим человеком, но этот человек тоже курит.

– Соломон Маркович, шо такое зрелый возраст?

– Это период между концом иллюзий молодости и началом галлюцинаций старости…

– Доктор, я буду жить?

– А шо, без этого никак?

– Доктор мне выписал это лекарство и пообещал, что с ним у меня начнется другая жизнь!

– В смысле, следующая?

Врач:

– Я таки извиняюсь, но куда это вас так послали, шо ви пришли именно сюда?

Фима одолжил Изе деньги на пластическую операцию и теперь не может его найти.

– Имею спросить: или у вас найдется в вашем шикарном ларьке для меня хороших конфет?

– Для вас? Ви же мужчина, на шо вам конфеты?

– Ну, не для меня