Читать книгу - "Государство и светомузыка - Эдуард Дворкин"

Генерал-квартирмейстер Генриетта Антоновна Гагемейстер явственно ощущала себя в эпицентре надвигающегося исторического катаклизма.

Проницательная женщина, чрезвычайно беспокоившаяся о процветании любезного ей отечества, куда ни кинь, наблюдала повальный общественный разброд, ужасающую неразбериху в умах, прогрессирующую день ото дня атрофию властного аппарата.

Энергичная и деятельная баронесса добилась высочайшей аудиенции.

Прибыв к назначенному часу в Зимний, она была проведена в тронный зал. Самодержец, небритый, в истертом татарском халате, однако же увенчанный короной, со скипетром и державою, сидел на троне и играл носами войлочных цветастых туфель. Атрибуты высшей власти помогали плохо — император чувствовал себя неуверенно, он избегал смотреть в глаза посетительнице, ерзал на жестком сидении, закидывал ногу на ногу и тут же сбрасывал царственную конечность обратно на малахитовое подножие.

— Хорошо, что зашли, баронесса, — вяло приветствовал он ее. — Живем по соседству, а видимся редко, разве на каком приеме или презентации…

«Я должна любить этого человека, — преодолевая внутреннюю запруду, горячо убеждала себя верноподданная Генриетта Антоновна. — Он — воплощение нашей державности, символ преемственности и незыблемости установленного порядка, он — носитель великого духа и помазанник Божий!»

— Возьмите же яблоко, — покачиваясь, продолжал Николай. — Устраивайтесь поудобнее. Хотите яичницу? Я могу распорядиться. С ветчиной и зеленью. Чай, кофе? У меня есть сливки…

— Благодарю покорно! — Генриетта Антоновна опустилась на украшенный романовским вензелем высокий золоченый стул, взяла с роскошного сандалового стола кокосовый орех и, сжав его в ладонях, легко сломала скорлупу. Молочко оказалось свежим и отлично промыло чуть пересохшее от волнения горло.

Они были одни в огромном величественном помещении. Осматриваясь, Генриетта Антоновна любовалась продуманным монаршьим интерьером — мозаичным полом, многочисленными сверкающими витражами, драгоценной инкрустированной мебелью, величественными беломраморными статуями. И вдруг святой и чистый огонек негодования, вспыхнув, разгорелся в ее душе высоким, благородным пламенем. Она заметила, что пол и мебель оцарапаны, витражи местами разбиты, а у статуй отколоты носы и руки. Без сомнения, это были следы недавнего штурма, преступной и дикой революционной оргии.

— Как поживает ваш престарелый супруг? — благодушествовал тем временем император. — Исправно ли получает государеву пенсию? Нет ли задержек с выплатой?

Баронесса церемонно поблагодарила, осведомилась о здоровьи царицы и престолонаследника и, получив успокоительные ответы, решилась перейти, наконец, к самому существу.

— Ваше величество! — Она встала, ибо не могла обсуждать судьбу отчизны иначе. — Держава — в опасности! В армии сумбур полнейший! Обоз в беспорядке! Мундирной одежды нет, солдатские сапоги в неисправности! Пулеметов всего по восемь на полк, да и те без запряжки! Патронов не поставляют! Не приведи Бог — летом война!

— Война? — удивился Николай. Он отложил скипетр и почесал квадратный кончик носа. — А с кем? Японец, что ли, опять грозится?

Генерал-квартирмейстер простерла к трону прекрасные нервические руки.

— Немец угрожает нам, немец! Разведка доносит — в Германии повальная мобилизация…

Царь неуверенно покачал головой.

— Вильгельм наш родственник. Это он против испанцев собирается. Мне Сухомлинов давеча докладывал…

Генриетта Антоновна позволила себе протестующий жест.

— Ваше Величество! Военный министр Сухомлинов — немецкий шпион! Его надобно немедленно судить и в крепость!

Безвольное, оплывшее лицо государя приняло страдальческое выражение. В сердцах царь отложил державу, спустился с тронного возвышения и, наклонив голову, стащил тяжелую неудобную корону. На лбу самодержца отпечаталась широкая красная полоса. Потерев голову между ладонями, Николай присел на край стола, рассеянно плеснул себе водки из серебряного графина и быстро выпил.

— Сухомлинов — шпион, знаю. Думая вся против него. Тоже снять требуют. А как снимешь? Шестеро детей у человека — ведь по миру пойдет… экая незадача!

— Но ведь нельзя оставлять, как есть! — дерзнула баронесса.

Государь нахмурился, закурил папиросу.

— Оно, конечно, так… какой, однако, двурушник!.. Сделаем вот что!

Он взял лист бумаги, развинтил золотое перо и, приговаривая, стал набрасывать:

«Высочайший указ. Сухомлинову Владимиру Александровичу за несовместимую с должностью военного министра шпионскую деятельность… объявить строгий выговор…»

Николай размашисто подписался и искательно заглянул в лицо Генриетте Антоновне.

— Так хорошо? Сейчас секретарю отдам…

В глазах императора, прозрачно голубых и младенчески чистых, была неподдельная тоска, венценосные усы бессильно свисали, ворот халата завернулся — под ним просматривалось худое синеватое тело. Ей вдруг стало по-матерински жалко этого совсем еще молодого человека, такого милого, бесхарактерного и абсолютно не подходившего для выпавшей ему исторической роли. Продолжать разговор, мучить царя рассуждениями о другой огромной опасности, внутренней (она опасалась большевистского реванша) было жестоко и бессмысленно.

Поблагодарив за аудиенцию, она церемонно откланялась и вышла, аккуратно затворив за собою огромные створчатые двери.

Дома было тихо.

Из кухни не доносился привычный перестук ножей, не пахло жареным. Повара и кухарки отдыхали — по настоянию доктора Боткина у баронессы был разгрузочный день.

Престарелый Карл Изосимович покойно почивал в трофейной турецкой качалке. Сиделка в проволочных очках, с большим, накладным по моде времени бюстом, решительно отгоняла от него зеленых весенних мух. Щелкнувшие было каблуками ординарец и денщик были тут же отосланы подальше. Неслышно появившаяся горничная принесла хозяйке наверх морковный пончик и миску простокваши.

Генриетта Антоновна сбросила мундир и, подложив под голову ладони, вытянулась поверх одеяла. Миссия, которую она добровольно возложила на себя, окончилась неудачей. Знавшая императора не понаслышке, она, тем не менее, пыталась придать Николаю твердости, сподвигнуть к действию и, может быть, спасти катившуюся в пропасть страну… Немцы, большевики… Люди, избравшие идею разрушения… Почему?.. Что движет ими?..