Читать книгу - "Яйца, бобы и лепешки - Пэлем Грэнвил Вудхауз"

Даже после утренней службы такая проповедь произвела бы фурор. А в романтичных таинственных сумерках со всеми прилагающимися атрибутами успех был сногсшибательным.

По завершении Ансельму далеко не сразу удалось выбраться из восхищенной толпы, которая окружила его в ризнице. Одним церковным старостам не терпелось пожать ему руку, другие церковные старосты обязательно хотели похлопать его по спине. Кто-то даже попросил у него автограф. В конце концов он все же со смехом высвободился и направился домой. Но не успел он войти в садовую калитку, как нечто ударилось об него, вылетев из душистой мглы, и он обнаружил в своих объятиях Мэртл Джеллеби.

– Ансельм! – вскричала она. – Мой чудо-мужчина! Как это ты умудрился? В жизни не слышала подобной проповеди.

– По-моему, ее неплохо приняли, – скромно сказал Ансельм.

– Сплошной потрясенц! Уж если ты наставил прихожан на путь истинный, они так наставленными и останутся. И откуда только ты все это берешь, понять не могу.

– Как-то само собой получается.

– И еще одного я не понимаю – почему ты вообще сегодня проповедовал? По-моему, ты говорил, что священник все эти проповеди оставляет себе.

– С ним, – начал Ансельм, – произошла небольшая…

И тут он внезапно сообразил, что, потрясенный возможностью проповедовать вечером, он совсем забыл поставить Мэртл в известность о другом важнейшем событии, о похищении альбома с марками.

– Вчера вечером случилось кое-что удивительное, любимая, – сказал он. – Резиденцию священника ограбили.

Мэртл изумилась:

– Да неужели?

– Да. Грабитель вломился через стеклянную дверь кабинета.

Мэртл ахнула от восторга:

– Значит, мы заграбастаем страховку!

Ансельм отозвался не сразу:

– Право, не знаю.

– То есть как так – не знаешь? Конечно, мы ее заграбастаем. Сейчас же отправь требование в страховую компанию, не откладывая ни на минуту.

– Но ты поразмыслила, любимая? Имею ли я право поступить так, как ты советуешь?

– Само собой. А почему бы и нет?

– В том-то и суть. Коллекция, как нам известно, ничего не стоит. Так вправе ли я требовать, чтобы эта компания – Лондонское и Мидлендское общество взаимопомощи и страхования, так она называется, – выплатила мне пять тысяч фунтов за альбом с марками, которые ничего не стоят?

– Конечно, вправе. Старикан Бинсток ведь платил страховые взносы?

– Совершенно верно. Да, это я упустил из виду.

– Ценная вещь или нет – это никакого значения не имеет. Вопрос только в том, на какую сумму ты ее страхуешь. И ведь платить эти взаимопомогающие типчики будут не из собственного кармана. Страховые компании сидят в деньгах по уши. Наверное, очень вредно для них, если хочешь знать мое мнение.

Ансельму прежде это в голову не приходило. При ближайшем рассмотрении щекотливого вопроса он пришел к выводу, что Мэртл с ее женской интуицией добралась до самого корня и попала в точку.

Разве, спросил он себя, очень многое не свидетельствует в пользу ее теории, что у страховых компаний слишком уж много денег и они стали бы более добрыми, возвышенными, одухотворенными страховыми компаниями, если бы время от времени являлся некто и забирал у них часть этого бремени? Безусловно, свидетельствует. Его сомнения были развеяны. Теперь он понял, что облегчить Лондонское и Мидлендское общество взаимопомощи и страхования – это не просто удовольствие, но и благородный долг. Ведь это может стать поворотным пунктом в жизни ее директоров.

– Хорошо, – сказал он. – Я отправлю требование.

– Ату их! И едва мы получим то, что нам причитается, так сразу поженимся.

– Мэртл!

– Ансельм!

– Преподобный! – раздался рядом голос Бимиша. – Мне бы надо сказать вам словечко.

Вздрогнув, они отшатнулись друг от друга и с недоумением уставились на него.

– Преподобный, – сказал Джо Бимиш голосом до того хриплым, что объяснить это можно было лишь сильнейшим душевным волнением. – Хочу поблагодарить вас, преподобный, за эту самую вашу проповедь. Такая замечательная была проповедь!

Ансельм улыбнулся. Он уже оправился от потрясения, которое вызвал у него этот голос, вдруг раздавшийся во тьме. Досадно, конечно, когда тебе мешают в подобный момент, но он понимал, что с поклонниками надо быть любезным. Ведь с этих пор ему, конечно же, следует постоянно ожидать подобных изъявлений.

– Я в восторге, что плод моих скромных усилий удостоился такого панегирика.

– Чего-чего?

– Он говорит, что рад, что вам понравилось, – сказала Мэртл с некоторым раздражением, так как была не слишком расположена болтать о том о сем. Юную девушку, склонившую головку на грудь любимого, раздражают взломщики, внезапно выскакивающие из люков у нее под носом.

– Р-ры, – сказал Джо Бимиш, удовлетворив свою любознательность. – Да, преподобный, это была проповедь так уж проповедь. То, что я называю смачная проповедь.

– Благодарю вас, Джо, благодарю вас. Очень приятно, что вы остались довольны.

– Верно, преподобный, я очень даже доволен. Я же слышал проповеди в Пентонвилле, и я слышал проповеди в Вормвуд-Скрэбсе, и я слышал проповеди в Дартмуре, и очень даже хорошие это были проповеди. Но из всех проповедей, какие я слышал, я ни разу не слышал проповеди, которая дотянула бы до этой, значит, проповеди и шиком, и перчиком, и…

– Джо, – сказала Мэртл.

– Что, барышня?

– Отзыньте!

– Извиняюсь, барышня?

– Катитесь отсюда, валите, берите ноги в руки. Неужели вы не видите, что вы тут лишний? Мы заняты.

– Моя дорогая, – сказал Ансельм с легким упреком. – Не слишком ли ты безапелляционна? Я бы не хотел, чтобы этот честный старик…

– Р-ры, – перебил Джо Бимиш, и в его голосе послышался намек на непролитые слезы, – да только, преподобный, я же не честный старик. Вот тут без обиды вам будет сказано, и вы уж не обижайтесь, да только тут вы маху дали. Я бедный грешник, и отступник, и злодей, и…

– Джо, – сказала Мэртл угрожающе спокойным тоном, – если у вас распухнет ухо, не забудьте, что сами на это напросились. То же относится и к здоровенной шишке на вашей безобразной макушке, которая вскочит там от болезненного соприкосновения с ручкой моего зонтика. Так вы, – продолжала она, крепче сжав упомянутое ею оружие, – уйдете или не уйдете?

– Барышня, – сказал Джо Бимиш не без грубоватого достоинства, – как только я исполню то, зачем пришел, я удалюсь. Но сначала я должен исполнить то, зачем пришел. А пришел я затем, чтобы вручить в кротком и покаянном духе этот вот альбом с марками, который я стибрил вчера ночью, даже и не зная, что услышу эту вот чудесную проповедь и узрю свет. Но, услышав эту вот чудесную проповедь и узрев свет, я теперь с удовольствием исполню то, что пришел сюда исполнить, а именно, – сказал Джо Бимиш, всовывая в руки Ансельма коллекцию марок покойного Дж. Г. Бинстока, – вот это самое. Барышня… Преподобный… С этими краткими словами и в надежде, что вы в добром здравии, в каковом и я сам пребываю, я теперь удалюсь.