Читать книгу - "Стратегическая авиация России. 1914-2008 гг. - Валерий Николаевич Хайрюзов"

вся покрытая сопками местность, изрезанная множеством прозрачных речушек, ручьев, в которых прямо недалеко от взлетной полосы плескалась форель. За очень короткое лето сопки буквально покрывались ковром брусники, черники и голубики, образуя местами розово-сизый фон, а обилие подосиновиков и волнушек просто поражало. В свободное от службы время любители лесных даров заготавливали грибы и ягоды бочками.

Необычными были и природные явления. Чего стоила полярная ночь с северными сияниями, а затем веселые полярные дни с незакатным солнцем — пора беспросветных проводов и встреч на станции Оленья своих товарищей из летних отпусков, пора полного перепутывания времени суток, с играми в футбол в три часа ночи по астрономическому времени.

На удивление всем прилетающим, у нас при эскадрилье был свой вертолет Ми-4 с гостеприимным экипажем. В парковый день эскадрильи битый и перебитый в тяжелых авариях, балагур и весельчак борттехник Саня Казанский с ведома своего командира Васи Францева устраивал для всех желающих день открытых дверей. Перед обедом к вертолету со всех стоянок как бы незаметно начинал просачиваться личный состав. На некоторое время люди исчезали внутри вертолета и вскоре выходили оттуда в очень благодушном состоянии, всем своим видом показывая, что жизнь прекрасна. Спирта Саня не жалел. Поэтому с течением времени понятие «парковый день» в эскадрилье было заменено словами — «день открытых дверей».

У нас был необычный, совершенно уникальный шеф-повар нашей летной столовой Ефим Ефимыч. Добрейший пожилой гигант с достойным шеф-повара животом. До службы в Заполярье Ефим Ефимович был шеф-поваром крупного ленинградского ресторана. Он рано овдовел и решил податься на севера. Думаю, что ленинградские гурманы очень потеряли, но зато приобрели мы. Был он виртуозом своего дела и баловал нас, как малых детей. Когда в Ленинграде спустили на воду и начали набирать команду на первый в мире атомный ледокол «Ленин», наш Ефим Ефимыч начал писать прошения о зачислении его на борт шеф-коком. Но старика не взяли. Когда у кого-то случались дни рождения или свадьбы, то Ефим Ефимович становился центром всеобщего внимания.

Ну, а еще у нас была активная, во всех отношениях самопровозглашенная община холостяков Веревкиных.

Город Оленегорск был пунктом пополнения запасов для наших «ансамблей», а когда позволяла обстановка, то и местом поклонения прекрасному полу в лице немалого числа выпускниц различных ленинградских институтов, которых почему-то весьма активно направляли на Кольский полуостров по распределению. Периодически кое-кто из нашей общины бывал охмурен окончательно и, несмотря на жесткую профилактическую работу со стороны всего коллектива, объявлял о твердом решении выйти из партии холостяков. Тогда все силы бросались на устроительство яркой музыкальной и театрализованной усилиями Толи Мощенко свадьбы. Здесь вовсю раскрывался талант Ефимa Ефимыча. Ну, а стойкие холостяки продолжали делать свой нелегкий выбор между свиданиями с девушками или посещением единственного на весь Оленегорск ресторанчика «Магнит».

Командование относилось к нам с пониманием, и в целом вокруг нашей службы и быта витала обстановка требовательных, но чисто по-авиационному демократичных взаимоотношений между старшими и младшими. В эскадрилье умели спросить службу, но умели и посмеяться, и простить оплошность или ошибки молодости. Таким, воистину добрым, благородным гением того нашего холостяцкого коллектива был, безусловно, штурман корабля Анатолий Мощенко. И не только потому, что он был постарше многих из нас и, конечно, обладал большим жизненным опытом, но и потому, что это был человек высоких личных качеств, высокого достоинства и культуры. Развитой, грамотный, с недюжинным поэтическим и музыкальным даром, с хорошими организаторскими и педагогическими задатками, он не держал этого дара при себе, а настойчиво употреблял его на сплочение и облагораживание нашего коллектива, исподволь привнося в него некоторый дух романтизма и этику рыцарства. В любом человеческом сообществе, большом или малом, часто отыскиваются неформальные лидеры, которые ощутимо оказывают на окружающих свое благотворное влияние, в значительной мере предопределяя нравственную среду и характер взаимоотношений в коллективе, его вкусы, увлечения, интересы. Не успел я отряхнуть дорожную снежную пыль по прибытии на Оленью, как через пару недель абсолютно неожиданно для себя уже пел перед многолюдным залом, оказавшись солистом в эстрадной группе штурмана корабля Анатолия Мощенко. Именно он сколотил из нас ставший весьма популярным большой коллектив художественной самодеятельности, с которым мы вскоре гастролировали по всему Кольскому полуострову: Мончегорск, Кировск, Апатиты, Мурманск, столица лопарей (народность саами) Ловозеро были для нас не за семью печатями, не говоря уже о лежащем на противоположной стороне нашего озера городке Оленегорск с его горно-обогатительным комбинатом и населением в двадцать тысяч человек. Он-то и стал главным пунктом нашего общения с внешним миром. Но для того чтобы попасть в Оленегорск или на железнодорожную станцию, надо было проделать неблизкий путь, длиной в шестнадцать километров, вокруг озера. С городком тогда никакого регулярного транспортного сообщения, кроме гарнизонного автобуса для школьников, не было. На этот случай каждый уважающий себя холостяк имел мотоцикл «ИЖ-57». Ну, а зимой напрямую по льду озера этот путь сокращался до 5–6 км, а поскольку лед лежал до середины июня месяца, то этот способ преобладал. Но была сия тропа, к сожалению, только пешей, потому как скалистые уступы и валуны по всему спуску от вершины сопки к озеру не оставляли никаких шансов невредимым подъехать к берегу на каких-либо колесах.

Наш досуг никогда не обходился без Толи Мощенко. Мы сами развлекали себя. Все наши отдохновения, проводы и встречи, личные даты, совместные праздники (холостяцкие «ассамблеи») — все это изобретательно обставлялось и обыгрывалось его талантом. При этом он внимательно всматривался в каждого из нас, особенно, во вновь прибывших. Ненавязчиво в разговоре, в деле прощупывал, стремясь выявить в человеке божью искру. И если находил таковую, то выводил артиста на подмостки.

Я уже говорил, что благодаря ему я попал в гарнизонный ансамбль и объездил с ним весь Кольский полуостров. Я пел популярные в те времена песни: «На пыльных тропинках далеких планет», «Верховина», «Геологи». Поездки те были незабываемы. Летчиков любили, уважали и встречали везде, как самых дорогих гостей. Сколько встреч, сколько знакомств произошло на этой северной земле. Смею утверждать, что проживающие там люди проще, добрее, отзывчивее и гостеприимнее, чем на материке.

Служба в Заполярье, в 34‑й авиаэскадрилье (СНиРП), явилась для меня, для молодого летчика, увлекательным и убедительным подтверждением того, что не в книгах, а воистину реально существует совершенно особый мир, именуемый авиацией. Со своими