Читать книгу - "В Афганистане, в "Черном тюльпане" - Геннадий Васильев"

— Ага… Проявили заботу…

— Тыл вникает в нужды солдат, — дикторским тоном звенел голос Матиевского. — Правда, случаются досадные перебои в снабжении войск. Но ненадолго. Дней на пять— шесть. Для разнообразия. Разгрузочные денечки…

Богунов приподнял вскрытую банку перловой каши, опрокинул ее. Посыпались вниз смерзшиеся твердые комки в белых пятнах застывшего жира.

— Вот они, сплошные калории, подсчитанные единицы тепла. Суточная норма щедрая, обильная — две банки каши, банка тушенки и четыре кусочка сахара. За нашу работу нам платят харчами, не скупясь. Не ожиреешь.

— И не надо жиреть, Коля! Что-о ты? Толстые волки в природе не встречаются.

— Точно! Кстати, что-то не слышу голодного рева нашей Гюльчатай. Где эта красавица?

— Где, где?.. Ясное дело, где… Осеневу руки целует.

— Смотрите, правда, облизывает руки…

Богунов оглянулся через плечо. Ослица действительно стояла возле своего любимого солдата и лизала ему руки. Осенев отламывал кусочки сухарей, протягивал к теплым губам. Гюльчатай аккуратно брала хлеб и влажным носом терлась о рукав солдатского бушлата. Нежно вздыхала. Благодарила.

— Товарищ старшина, — закричал Богунов, — давайте Гюльчатай лишнюю кашу скормим. Чтоб не выбрасывать. А-а?..

— А что? — крякнул старшина. — Пускай ест животное сколько влезет. Все равно не унести. А ну, ребятки, открывайте банки.

Солдаты потянулись к банкам. Многие сняли крышки ствольных коробок с автоматов и острым концом пробили жестяные крышки, крутанули, жиманули и вскрыли. Так в Афганистане обходились без консервных ножей.

Целая гора каши выросла на брезентовой палатке, покрытая белыми мушками замерзшего жира. Слабо запахло вареной гречкой, перловкой.

— Эй, Осенев! Приглашай свою ненаглядную к столу, — засмеялся кто-то. — Пусть наестся до отвала.

Осенев вынул из карманов заледеневшие руки, приподнялся, кивнул ослице головой. Она послушно побрела вслед за Осеневым.

Солдаты вокруг заохали, запричитали…

— Смотри, смотри… Будто собака…

— Ага-а… Как привязанная!

— Куда он, туда и она…

Осенев взял холодную кашу горстью, протянул ослице. И опять она благодарно ткнулась носом в рукав, удовлетворенно фыркнула и взяла с руки кашу теплыми мягкими губами.

— Смотри, с руки берет…

— Ручная такая…

— Фыркает еще… Надо же…

— Нашли чему удивляться, — покачал головой Матиевский. — Жрать хочет, вот и берет. У кого хочешь возьмет…

— А ты попробуй, — хохотнул Богунов, — дайте-ка, место Сереге. Пусть покормит Гюльчатай. Давай, снайпер…

Матиевский потер руки.

— А вот и покормлю, делать нечего. Подумаешь…

Он набрал каши полную горсть и протянул ее к ноздрям ослицы. Посыпались с ладони вареные зернышки. Но Гюльчатай только покосилась на протянутую ладонь.

— Жри, дура, — ласково сказал Матиевский, — смотри, каша…

Но Гюльчатай фыркнула и отвела морду от протянутой руки. И только когда Осенев набрал горсть каши, повернулась, потянула шею и с протяжным вздохом лизнула холодную гречку.

— Что, съел, Серега, — засмеялся Богунов. — Вот тебе и дура! Понял…

— Ага, — зашумели вокруг, — вот тебе и четыре ноги! Понимает, что к чему. Сердцем чует…

Матиевский сердито бросил кашу обратно.

Вытер ладонь о полу бушлата.

— Чего она понимает?.. Животное! Тоже мне… Цирк какой-то!

Но Гюльчатай по-прежнему шевелила теплыми губами над рукой Осенева и от удовольствия прикрывала глаза.

Богунов отряхнул шапку от песка, хлопнул развязанными ушами по колену.

— Осенев, скажи, почему не полетел на «большое хозяйство»? Места, что ли не хватило?

— Ага, места не хватило, — хмыкнул кто-то из солдат, — он вообще во время посадки спрятался. Сидел за камнями, пока вертушки не поднялись.

— Так точно… Другого доходягу сунули в вертолет вместо него.

— Кому-то повезло.

Богунов сплюнул:

— Во-о дает, Осень. Его ветром качает, а он гнет свое…

Осенев сидел на корточках, съежившись.

Синие круги выступили под глазами.

— Женька, что ты все время молчишь?..

Осенев покачал головой, зябко поежился, запахнул поплотнее бушлат.

— А чего болтать… Приказ не отменили. Воевать придется…

— Да уж без тебя бы повоевали, — с досадой крякнул Богунов, — ты что, самая безотказная железяка? Тебя же отправляли, как заболевшего?

— Ну и что? Другим еще тяжелее… Отвали, пожалуйста!

Богунов пожал плечами:

— А я полетел бы… Лег бы сейчас под чистое одеяло, какаву с чаем пил… матрас макаронами набивал…

— Ага, — фыркнул Матиевский, — тебя, кстати, тоже за разбитый шнобель записали на эвакуацию. Видел я, какую ты фигу скрутил. Какава с чаем… Сиди уж…

— А что, товарищ лейтенант, — кивнул Шульгину смутившийся Богунов, — придержат нам увольнение в Союз за наше геройство?

Шульгин кивнул головой:

— Вся наша рота в черных списках. Вам вспомнят и кресты на шее, и курение в палатке, и летающие сапоги. Не питайте иллюзий, юноши.

Матиевский усмехнулся:

— Понятно. Провожать нас будут без оркестра.