Читать книгу - "Досье генерала Готтберга - Виктория Дьякова"

— Что ж, будем бить по вожакам, — решил Петровский и наклонился к прицелу. — Тащи сюда что есть, — приказал он Курбатову.

— Слушаюсь, — тот выдернул из груды пустых ящиков один, в котором еще остались снаряды, подхватив его, принес к орудию.

— Заряжай, — приказал Петровский.

Но вдруг наступила тишина. Надвигающиеся на высоту немецкие танки остановились, пехота залегла, а вражеские минометы, спрятанные в посевах ржи и утюжившие передний край, перенесли свой огонь куда-то в глубь русских позиций.

— Это что такое? — скрывая радостное волнение, спросил Курбатов. — Никак, наши подкатили?

Действительно, сзади, из-за растерзанных «тиграми» траншей вдруг послышались первые громовые залпы. Забили станковые пулеметы, отсекая вражескую пехоту от танков, заухали минометы, застучали противотанковые пушки. Навстречу вражеским машинам из-за рощицы выдвинулись «тридцатьчетверки» и стремительным потоком спускались с холмов на поле брани. В небе появились десятки «лагов» и «илов». Снизившись до бреющего полета, «лаги» расстреливали с воздуха немецких пехотинцев. Забыв об атаке укреплений, основная масса войск противника начала отходить.

— Ввели резерв, — констатировал генерал Петровский, глядя на происходящее.

— Ох, держись, фашист! — веселился Курбатов, пританцовывая на месте. — Живем, девица, рано помирать-то нам, как оказалось. — Он обнял Лизу за плечи и, почти задыхаясь от горячей радости, обуявшей его, покрутил в воздухе. — Наша возьмет! Побегут гады! Наша возьмет! Верно, товарищ генерал?

— Верно, — присев на деревянный чурбак, Петровский вытащил из горлышка фляги резиновую пробку и пил теплую воду. Потом вытер рукавом кителя пот с лица. — Сестричка, помоги, и я взглянуть хочу, — раненый майор, приподнявшись, смотрел на советскую атаку, разворачивающуюся внизу, в десятке шагов от него, на скате холма, дымился развороченный немецкий танк. — Я думаю, корпус Кравченко ввели, — произнес майор, обращаясь к Петровскому.

— Скорее всего, — согласился тот.

— Генерал Петровский, генерал Петровский здесь, живой? — послышался вдруг звонкий девчоночий голос, от которого у Лизы мурашки пробежали по телу, — у меня приказ командующего!

— Я генерал Петровский, — Алексей Александрович встал, — слушаю.

— Лейтенант Наталья Голицына, — отрапортовала девушка, — я вообще с Воронежского фронта, но оказалась в штабе у Константина Константиновича. Немцы начали наступать, так он меня назад не отпустил, а теперь вот к вам послал, у него все порученцы в бою, полевых командиров убитых заменяют.

— Я слушаю, лейтенант Наталья Голицына, — ответил Петровский, рассматривая ее с улыбкой, — что поручил передать мне командующий?

— Константин Константинович сказал, что вы можете оставить позиции и отойти в тыл. Он благодарит за службу. Хотел сам приехать, лично, но обстановка не позволяет. Как только все наладится, он обязательно познакомится лично с каждым, кто сражался на батарее, и еще, — девица запнулась, проглотив слюну, — командующий просил передать, что всем, и живым и мертвым — ордена Красного Знамени, без исключения. А вас, товарищ генерал, он представляет к Герою Советского Союза. Он так и сказал мне, передай Алексею Александровичу — к Герою. И добавил, если жив, конечно. А нет — так посмертно, — голос Натальи дрогнул.

Лиза смотрела на нее, не отводя глаз. Она не могла поверить, что нашла сестру. Столько искала, а нашла — кто бы мог подумать! — на разбитой батарее Петровского у поселка Обояни, на самом переднем крае! Слезы катились у нее по щекам. Она не могла выговорить ни слова от волнения.

— Что ж, спасибо тебе, лейтенант Наталья Голицына, — Петровский тепло пожал девушке руку, — за добрую весть. Но и для тебя у нас тут на батарее припасен подарочек, — он лукаво улыбнулся.

— Подарочек? — Наталья насторожилась, — какой подарочек, товарищ генерал?

— А ты посмотри сама, — он взял девушку за плечи и повернул лицом к Лизе. — Наверняка не чаяла, не гадала.

— Лиза! — Наталья ахнула, всплеснув руками, — Ты была здесь?

— Да, мы вот шесть танков подбили, — проговорила та, шмыгнув носом. — Вот я, сержант Курбатов, — она обернулась и вдруг улыбнулась сквозь слезы: — Курбатов спал около орудийного колеса и совсем не слышал ничего из того, что сообщила Наталья.

— Лиза! Лиза, наконец-то! — Наталья бросилась в объятия сестры, — Лиза, как же я тосковала!

— И я, милая моя, я думала, мы никогда не встретимся вновь!

— Вот и нашли друг друга, — заключил удовлетворенно Петровский и подтолкнул спящего Курбатова: — Вставай, кавалер ордена. Кто орудие потащит, не оставлять же его тут. Оно вполне пригодно для дальнейших боевых действий.

— Сейчас, сейчас, товарищ генерал, простите уж, вздремнул слегка, — тот быстро вскочил, протирая глаза, и, увидев Лизу с сестрой, пошутил: — Вот так фокус. Засыпал — была одна девица, а проснулся — две.

— Я напишу Катерине Алексеевне, что вы встретились, — добавил Петровский, обращаясь к Лизе. — Она теперь на Брянском направлении, но будет очень рада за вас, я уверен.

— Спасибо, Алексей Александрович, напишите, что я кланяюсь ей низко, низко, до земли, — ответила Лиза, и слезы снова навернулись у нее на глазах.

— А Катерина Алексеевна, кто будет-то? — деловито осведомился Курбатов, снимая орудие с крепежа. — Я слыхал, будто царица такая у нас была давно когда-то, ну, еще лет двести назад.

— Катерина Алексеевна — моя жена, — ответил Петровский и пошутил: — Ты, я погляжу, Курбатов, образованный, много знаешь. Дай помогу, а то ноги отдавишь, — он взялся за орудие с другой стороны.

— Так четыре класса сельской школы, — ответил сержант не без гордости. — Больше всех моих братьев закончил, благо, что младшенький. А всего нас восемь было. Так троих на Первой мировой угрохало, троих в Гражданскую порубали, вдвоем остались мы — я да брат мой, на шесть годов меня старше. Так он — инвалид, на одной ноге прыгает, вторая — протез. На войну не взяли, в Свердловске на танковом заводе вкалывает.

— Да, щедра наша Россия-матушка, — заметил Петровский, оглядывая поле боя. — Вот помнится, я в академии читал, как писатель наш Лев Толстой рассуждал о том, что никогда не понять, черной кости — белую, и наоборот, что страшно далеки друг от друга, простой человек и тот, кто при власти находится. А вот поняли же мы друг друга на этой батарее, как скажешь, Курбатов? — он хлопнул сержанта по плечу. — Согласен со мной?

— Как не согласиться, товарищ генерал? Я, по правде сказать, писателей не шибко знаю, но когда припрет, кого хошь поймешь. Я уж, честно признаться, готовился на этой высотке с жизнью проститься. Но ведь выстояли же…

— Выстояли, Курбатов, спасибо тебе, — Петровский обнял смущенного сержанта. — И тебе, — он прижал к сердцу заряжающего. — Всем спасибо.

— Товарищ генерал, живы, вот радость! — к батарее подкатила видавшая виды запыленная полуторка, с нее спрыгнул хорошо знакомый Лизе адъютант Петровского, Зеленин, голова у него была забинтована, пятна крови проступали сквозь марлю. — Я уж все вокруг облазил, где вы, что? И вы, товарищ майор, — он бросил взгляд на помощника генерала, — тут со мной доктора, — он указал на санитаров, спустившихся из полуторки следом, — всех раненых сейчас заберут, и — в госпиталь. А вас, товарищ генерал, Константин Константинович к себе требует. Немец по нашему направлению отступил, заглох на время, так он лично желает ордена вручить.