Читать книгу - "История русской армии - Антон Антонович Керсновский"

Алексеев создали Совету рабочих депутатов такую обстановку, о которой его вожаки в своем революционном подполье не смели и мечтать.

* * *

16 апреля из Швейцарии в запломбированном вагоне германского командования через Швецию и Финляндию в Петроград прибыли главари партии большевиков. Это были Апфельбаум-Зиновьев, Розенфельд-Каменев, Собельсон-Радек, Финкельштейн-Литвинов и главный их вождь Ульянов-Ленин.

Владимир Ульянов-Ленин, возглавивший после Петра Струве партию социал-демократов большевиков, был прежде всего прирожденным организатором. Его небольшой ум, чрезвычайно односторонний и ограниченный марксистскими шорами, был умом начетчика. Этот ограниченный ум подкреплялся железной логикой и железной волей маньяка и во много раз усиливался чрезвычайно развитым политическим чутьем и поразительным инстинктом революционера. Организаторские способности и политическое чутье делали из Ленина человека неизмеримо более крупного, чем ничтожества Временного правительства. Ленин был единственной политической величиной 1917 года, но величиной для своей страны отрицательной. Он впитал в себя весь яд подонков материалистической немецкой философии – нежизнеспособной и устарелой теории марксизма.

Заимствовав цели от Маркса, Ленин взял средства от Клаузевица{166}. Осуществление социализма в бесклассовом обществе он полагал достигнуть вооруженной борьбой, захватив власть и установив диктатуру организованной им партии. «О войне» была настольной книгой Ленина в большей степени, чем «Капитал». Без Маркса Ленин мог бы остаться Лениным-человеком, оседлавшим русскую революцию. Без Клаузевица он был бы ничем и закончил бы свою бесполезную жизнь в каком-нибудь швейцарском венерическом госпитале.

На русский народ интернационалист Ленин смотрел только как на морских свинок, над которыми надо было произвести опыт прививки нигде еще не проверенных социалистических теорий. «Россия – это дикий сырой лес, который нужно сжечь дотла!» – писал и проповедовал он. Взяв основное положение Клаузевица «Война – та же политика», Ленин вывел логическое заключение: «Политика – та же война». Для верного успеха война эта должна была быть беспощадной, откуда и знаменитая формула: «Кто не с нами, тот против нас».

Безмерно затянувшаяся война, смысл которой совершенно ускользнул от народа, чрезвычайно тому благоприятствовала. Народ был, во-первых, раздражен, во-вторых, вооружен. «Бескровная» русская революция с самого своего рождения творилась винтовкой и пулеметом. Человек революции, как никто еще в истории, Ленин был первым, кто целиком и в совершенстве постиг всю природу русской революции – ее исключительный динамизм. Он понял, что в отличие от английской и французской революций борьба партий и программ в России существенного значения иметь не может, а все решат штыки и пулеметы. Эти штыки и пулеметы надо было привлечь на свою сторону – и все остальное тогда само собой прилагалось. Интуиция революционера подкреплялась школой Клаузевица.

Организация захвата власти особенного труда не представляла. Отсутствие государственности у Временного правительства создавало идеальные условия для подготовки порабощения России – для образования ведущей «головки» партии в столице, партийных «ячеек» на местах и боевиков Красной гвардии в важнейших центрах. Главной квартирой Ленина сделался особняк балерины Кшесинской, захваченный большевиками при бездействии «милиции». Там заседал ЦИК партии, строя планы разгрома России. Оттуда – с балкона – произносились зажигательные речи толпам черни – вооруженной и еще не вооруженной – и отправлялись грузовики с агитационной литературой в части войск гарнизона и фронта.

Заседания происходили в атмосфере полной безопасности. Временное правительство гарантировало «свободу собраний». Призывы к убийству произносились безнаказанно – во имя «свободы слова». Распространению же в войсках листовок с призывами к братанию и немедленному миру благоприятствовала свобода печати. Большевики властно требовали от злополучных «чеховских людей» во имя их принципов полной свободы для себя, с тем чтобы потом – уже во имя своих принципов – лишить их всякой свободы…

«Я хочу, чтобы Ленин мог в России говорить столь свободно, как в Швейцарии!» – воскликнул Керенский, мудрый министр этого замечательного правительства.

Желание Керенского сбылось.

* * *

Незадолго до русской революции, в феврале, молодой император Карл попытался завязать переговоры о сепаратном мире. Он выбрал ложный путь и, вместо того чтобы обратиться к России – главному противнику Австро-Венгрии, обратился к западным союзникам, в мире с Австрией не заинтересованным. Тайные переговоры Австро-Венгрии с Францией, Англией и Италией длились весь март и закончились полной неудачей: Италия предъявила чрезмерные требования. Франция и Англия, от которых все зависело, не соглашались на мир по соображениям принципиального характера: западные демократии добивались разгрома и уничтожения «реакционно-клерикальной аристократии» Габсбургов. Масон Рибо и проходимец Ллойд Джордж{167} отвергли предложение кайзера Карла и предпочли затянуть войну на полтора года и погубить зря миллионы жизней.

Австрийский император, не пожелавший завязать переговоры с Россией, поплатился за это недомыслие развалом страны, крушением трона и смертью в изгнании. Франция, Англия и Италия скрыли эти переговоры от своей союзницы России, ведя их за нашей спиной. Министр иностранных дел Милюков узнал об этих переговорах только несколько лет спустя, после войны, из мемуарной литературы.

С 3-го по 16 апреля состоялось наступление французской армии в Шампани. От многочисленных своих осведомителей во влиятельных пораженческих кругах Франции германское командование было своевременно о нем извещено. Тем не менее положение немцев было критическим. «Нас спасла только русская революция», – откровенно признался Людендорф. Наступление было прекращено недостойной политической интригой. Талантливый Нивель был уволен министром Пенлевэ. В мае начались повсеместные военные бунты. Беспорядки охватили 28 дивизий, и одно время дорога на Париж была немцам открыта. Всецело поглощенный русским фронтом, Гинденбург упустил эту замечательную возможность, недооценив работу своих агентов во Франции, бывшую столь же плодотворной, как в России.

В руках Германии была значительная часть французской политической полиции. Министерство внутренних дел издавало газету «Красный колпак» (своего рода «Окопная правда») с открытым призывом к восстанию и миру. Влиятельные парламентские круги были тоже прикосновенны к этому делу. Бунты в войсках начались 20 мая. Взбунтовались 28 дивизий (в 16 корпусах) – 75 пехотных полков, 23 егерских батальона, два колониальных пехотных полка, 12 артиллерийских полков и один драгунский полк. Между Суассоном и Парижем остались только две верные дивизии. Генерал Петен отнесся к бунтовщикам-солдатам строго, но не сурово, зная, что главные виновники – в глубоком тылу. За лето и осень 1917 года французские военные полевые суды приговорили к смертной казни 150 человек, но было расстреляно только 23 зачинщика.

Преемник генерала Нивеля – энергичный и заботливый генерал Петен – в конце июня овладел положением – это не был убогий Алексеев. Тем не менее Франция выбыла из строя Согласия на все лето и осень 1917 года. Остались лишь неготовая Англия и еле державшаяся на ногах Россия…

* * *

В конце апреля перевертень Поливанов закончил свою «Декларацию прав солдата» – этот, по словам генерала Алексеева, «последний