Читать книгу - "История русской армии - Антон Антонович Керсновский"

капитаном Булыгиным: «После ареста Государыни я сказал своим близким, что в случае восстановления монархии мне, Корнилову, в России не жить. Это я сказал, учитывая, что придворная камарилья, бросившая Государя, соберется вновь. Но сейчас, как слышно, многие из них уже расстреляны, другие стали предателями. Я никогда не был против монархии, так как Россия слишком велика, чтобы быть республикой. Кроме того, я – казак. Казак настоящий не может не быть монархистом…»

Россия рухнула в бездну.

Всеобщий развал

Не будем изображать всех подробностей революционного позора нашей Родины. Восемь месяцев, с февраля по октябрь 1917 года, были грязной страницей тысячелетней нашей истории. Невиданная грязь была затем смыта великой кровью… Совет рабочих депутатов представлял тех, кто поднял мятеж. Временное правительство – тех, кто пытался использовать этот мятеж в своих целях.

Сердце русской революции с первого же дня ее существования – а это был Международный день работницы 23 февраля – забилось в ЦИКе партии большевиков, создавшем Совет. Временное правительство было и до конца осталось чуждым революционной стихии, не имея в ней никаких корней. Либеральная общественность рассчитывала прийти к власти путем дворцового переворота. Вместо этого она вдруг очутилась у этой власти в непредвиденной и грозной обстановке военного мятежа.

Великой страной взялись управлять люди, до той поры не имевшие никакого понятия об устройстве государственного механизма. Пассажиры взялись управлять паровозом по самоучителю и начали с того, что уничтожили все тормоза.

5 марта Временное правительство одним росчерком пера упразднило всю русскую администрацию. Были отрешены все губернаторы и вице-губернаторы.

Возвращены все политические ссыльные и уголовные каторжники, и упразднены полиция и корпус жандармов. Призваны в Россию все эмигранты-пораженцы, агенты неприятеля, и упразднена контрразведка. Объявлена свобода и брошены в тюрьмы тысячи инакомыслящих «реакционеров». Провозглашена «война до победного конца» и уничтожена дисциплина в армии…

Инстинкт государственности, понимание интересов государства были совершенно незнакомы либерально-демократической общественности. Ею владели два чувства: безотчетная ненависть к «старому режиму» и страх прослыть реакционерами в глазах Совета рабочих депутатов. Не было удара, которого эти люди не согласились бы нанести своей стране во имя этой ненависти и этого страха.

* * *

Армия была ошеломлена внезапно свалившейся на нее революцией. Рушилось все мировоззрение офицера и солдата, опустошалась их душа.

Построенные темными квадратами на мартовском снегу войска угрюмо присягали неизвестному Временному правительству. Странно и дико звучали слова их присяги.

«Тихое сосредоточенное молчание. Так встретили полки 14-й и 15-й дивизий весть об отречении своего Императора. И только местами в строю непроизвольно колыхались ружья, взятые на караул, и по щекам старых солдат катились слезы», – вспоминает командовавший в те дни VIII армейским корпусом генерал Деникин.

10 марта генерал Алексеев представил князю Львову записку «об отражении революции на фронте». Согласно этой записке, составленной по данным, поступившим в Ставку до проникновения на фронт «приказа номер первый», на Северном фронте отречение было встречено «сдержанно, многими с грустью, многие солдаты манифеста не поняли». Стрелки II Сибирского корпуса заявили, что «без Царя нельзя, евреям выходить в офицеры нельзя, а солдат следовало бы наделить землей, с платежами через банк». В 5-й армии солдаты были в недоумении: «Почему же нас не спрашивали?»

На Западном фронте к манифесту отнеслись «спокойно, многие с огорчением». В IX, Х и Сводном корпусах 3-й армии – «с удивлением и сожалением»; сибирские казаки были «удручены». Выражалась надежда, что «Государь не оставит своего народа».

На Юго-Западном фронте – сомнения и недоумение.

На Румынском: в 9-й армии – «тягостное впечатление». В 4-й – «преклонение перед высоким патриотизмом Государя и недоумение перед поступком Михаила Александровича». В III конном корпусе – «нервность»… Найдись в Ставке воля и сердце, армию можно было бы спасти.

Царя не стало. Солдат недоуменно смотрел на офицера. Офицер растерянно молчал и оглядывался на старшего начальника. Тот смущенно снимал с погон царские вензеля…

Так прошла первая неделя марта, пока от Риги до Измаила огромный фронт не содрогнулся от удара отравленным кинжалом в спину. В Действующую армию был передан «приказ номер первый»…

* * *

Назначенный Верховным главнокомандующим великий князь Николай Николаевич был уволен Временным правительством, не успев принять этой должности. Временное правительство утвердило Верховным генерала Алексеева. Начальником штаба стал генерал Деникин (сдавший свой VIII армейский корпус генералу Ломновскому), а генерал-квартирмейстером – генерал Юзефович{161} (генерал Лукомский получил I армейский корпус). Военным министром стал честолюбивый заговорщик, вдохновитель «младотурок» Гучков, наконец-то удовлетворивший свою давнишнюю мечту руководить российской вооруженной силой сообразно своим личным симпатиям и антипатиям.

Гучков при содействии услужливой Ставки произвел настоящее избиение высшего командного состава. Армия, переживавшая самый опасный час своего существования, была обезглавлена. Была отрешена половина корпусных командиров (35 из 68) и около трети начальников дивизий (75 из 240). Из высших военачальников был отрешен главнокомандовавший Западным фронтом генерал Эверт, замененный генералом Гурко, командовавшие армиями – 2-й армией генерал Николай Данилов, замененный командиром XIX корпуса генералом Веселовским{162}, 10-й генерал Горбатовский, замененный командиром IX корпуса генералом Киселевским{163}, 11-й – генерал Баланин, замененный командиром VI армейского корпуса генералом Гутором. Генерал Клембовский, отказавшийся от армии, был зачислен в Военный совет, и должность помощника начальника штаба Верховного упразднена.

Временное правительство прибегло к «опросу» высших военачальников, предложив им самим назначить Верховного главнокомандующего (начало пресловутой «керенщины»), Генерал Рузский уклонился от ответа. Остальные указали на генерала Алексеева, как уже находившегося на месте. О самом Алексееве все были невысокого мнения. Брусилов, Горбатовский, Николай Данилов и Рагоза в своих ответах подчеркивали безволие Алексеева, указывая на него только за неимением лучшего.

Во главе ряда военных округов были поставлены авантюристы, наспех произведенные в штаб-офицерские чины. Воинской иерархии для проходимца министра не существовало. Московский военный округ получил зауряд-подполковник Грузинов – друг Гучкова, «октябрист» и председатель Московской земской управы. Казанский – зауряд-подполковник Коровиченко – социалист и присяжный поверенный. Киевский – некто Оберучев, социалист-революционер, из разжалованных подпоручиков, сосланный в 1905 году в Сибирь, возвращенный Гучковым из ссылки и произведенный прямо в полковники «для уравнения со сверстниками».

Наглый Гучков целиком подчинил себе растерявшуюся Ставку. Злополучный Алексеев впал в совершенную прострацию и выпустил управление Действовавшей армией из своих неверных рук. Руль корабля беспомощно завертелся во все стороны в тот самый момент, когда на корабль налетел шквал неслыханной ярости…

* * *

«Приказ номер первый» попал в армию…

И военный министр Гучков, и Верховный главнокомандующий генерал Алексеев знали, что приказ этот смертелен, что он составлен в неприятельской Главной квартире, что, убивая дисциплину, он убьет армию. Ни тот,