Читать книгу - "Тайная война Разведупра - Михаил Ефимович Болтунов"

налеты на Москву продолжаются, — майор Логинов склонился над картой, развернутой у него на столе, — и теперь они все чаше проходят ночью. Я правильно говорю, товарищ младший сержант?

— Так точно, товарищ майор! — ответил Мажоров и тут же понял, к чему клонит командир. У него засосало под ложечкой. Он ведь докладывал майору Логинову, что их радиостанция (РСБ), предназначенная для самолетов-бомбардировщиков и приспособленная для работы на земле, никуда не годится.

Однако тогда отсутствие ночной связи штаба дивизиона с пеленгаторными пунктами, видимо, мало беспокоило командование. Немцы делали налеты в основном в светлое время суток, а днем связь была. И вот фашистские летчики изменили тактику. Теперь они стараются прорваться к Москве по ночам. А в это время дивизион глух и нем: штаб не слышит пеленгаторщиков, пеленгаторщики — штаб. Выходит, радиодивизион, по сути, небоеспособен.

У Мажорова похолодело внутри. Он сам испугался этой мысли. Майор внимательно смотрел на младшего сержанта. Командир не стал говорить о небоеспособности дивизиона. Такие слова, произнесенные вслух, могли стоить ему жизни. И он это понимал.

— Значит, немцы все больше летают по ночам. А у нас ночью с пеленгаторными пунктами связи нет. Так, Мажоров? — спросил Логинов.

— Так… — кивнул совсем не по-уставному младший сержант. В кабинете установилась тишина.

— Разрешите, товарищ майор, — сказал Мажоров сдавленным, сухим голосом и, не ожидая разрешения, стал говорить.

— Я уже докладывал, что без переделки нашей радиостанции ночью связь обеспечить нельзя. Волны не проходят.

И тут заговорил начальник штаба, стоявший у окна и доселе молчавший.

— Волны, говоришь, не проходят, сержант? — Он раскинул руки и хлопнул себя по бокам. — А голова тебе на что дана и руки? И волны, я тебе скажу, ни при чем.

Начштаба подошел почти вплотную к Мажорову.

— Если не будет связи ночью, я тебя расстреляю.

В кабинете вновь повисла тишина.

Мажоров понимал, что подвести подчиненного под расстрел в ту пору не составляло туда. Более того, такие случаи были, и он о них прекрасно знал. Понимал Юрий и другое — что молчать нельзя, надо защищаться.

Подавляя внутреннюю дрожь и собравшись с силами, младший сержант сказал:

— Знаю, что расстрелять меня во фронтовой обстановке не составляет труда, но связь от этого все равно не появится…

И Мажоров вновь повторил все, что знал о распространении волн, их отражении от ионосферы, зависимости от солнечной активности.

Когда он закончил, начальник оперативного отдела капитан Крылов поинтересовался:

— Так что можно сделать в этих условиях? Ты же сам понимаешь, Мажоров, мы должны найти выход.

— Он есть, — ответил младший сержант, — надо переделать нашу РСБ.

— Что тебе для этого надо?

— Нужны воздушные конденсаторы переменной емкости. Их можно демонтировать из некоторых приемников. Например, из приемника БУ-234 или СИ-235.

— Хорошо, — в конце концов закончил командир. — Иди, работай.

Мажоров развернулся и вышел из кабинета. Его вроде и отпустили, а на душе кошки скребли.

…Недели через полторы Мажорова вновь вызвал командир дивизиона и вручил бумагу. В ней говорилось, что для выполнения спецзадания младшему сержанту Мажорову Ю.Н. разрешается работа в спецхранилище и демонтаж деталей из радиоприемников.

Юрию выделили автомашину, дали в помощь старшину Казанцева, и они выехали в деревню Черемушки, где и находилось то самое спецхранилище, в котором складировались отобранные у населения в начале войны радиоприемники.

Мажоров ехал и не знал, радоваться ему или печалиться. С одной стороны, его наконец услышали, дали разрешение, словом, все то, что он просил, с другой… Если он ошибается в своих расчетах и у него не получится модернизировать эту радиостанцию? Ведь он не инженер и даже не техник, его забрали на фронт с последнего курса техникума связи. У него и диплома-то нет.

Только он понимал: кому сегодня нужен его диплом? Нужна связь. Если ее не будет, расстрелять, возможно, и не расстреляют, но штрафбат обеспечен. Да, заманчивая перспектива.

Потом, с годами, уже после войны, он будет анализировать эту во многом парадоксальную, и в то же время весьма непростую ситуацию, которая могла закончиться для него трагедией.

Он был всего лишь младшим сержантом, и в его обязанности не входила реконструкция передающей аппаратуры. Такой аппаратуры, которая создавалась конструкторами и производителями. И тем не менее за отсутствие связи на ней спрашивали не зампотеха дивизиона, не старшего техника, а его. Даже грозились расстрелять.

Ответ тут только один. И командир дивизиона, и даже скорый на расправу начштаба понимали, что именно Мажоров сможет решить эту сложную техническую задачу и вытянуть РСБ на нужный уровень.

Так, собственно, и случилось.

Вот как об этом вспоминает сам Юрий Мажоров:

«Хранилище располагалась в здании, где до войны был институт. Оно размещалось на втором этаже. Какой-то сотрудник повел меня туда. Снял печати, открыл дверь и включил свет.

Передо мной оказались сотни приемников самых различных марок. Они стояли в шкафах, на столах, штабелями на полу.

В довоенные годы наиболее распространенными были приемники СИ-235, ЭЧС-2, ЦРЛ-10. Перед войной Минский радиозавод выпустил приемник “Пионер” и приемник более высокого класса “Маршал”.

Я с собой прихватил плоскогубцы, кусачки и отвертку. Отобрал восемь приемников 6Н-1 и начал свою разрушительную работу.

Был уже вечер, а дело шло не быстро. Наблюдавший за мной соглядатай утомился и решил пойти попить чаю и отдохнуть.

Когда я закончил, мне дали подписать акт, в котором излагалось, что изъято из приемников, — а все они имели внутри копии квитанций об изъятии приемника на хранение на весь период войны.

В часть мы вернулись поздно. На другое утро я приступил к практической реализации замысла по переделке РСБ.

…Уже на следующий день с пеленгаторных пунктов сообщили об отличной слышимости на протяжении всей ночи».

Связать жизнь с армией

Подобные технические проблемы еще не раз будут возникать перед Юрием Мажоровым. Их поставит перед радиоразведчиками сама война. А вот почему решением этих крайне насущных в условиях фронта задач придется заниматься именно ему, вопрос. Потом, став уже крупным ученым, директором научно-исследовательского института, генералом, он и сам будет искать ответ на него. И придет к выводу: причин много, но одна из главных — его, мажоровская, пытливость, желание во всем разобраться и дойти до сути и, конечно же, зарождающийся инженерный талант. Старшие и более опытные офицеры разглядели его уже тогда, в войну, в совсем еще молодом человеке.

Его командир лейтенант Шинко, разговорившись как-то с сержантом, очень тепло, по-доброму сказал: «Знаешь, Мажоров, из тебя получится хороший офицер, военный инженер». И, заметив на лице Юрия недоумение, подтвердил: «Да, да… Ты подумай хорошенько, чтобы связать свою жизнь с армией».