Читать книгу - "Четвертая война - Сергей Валентинович Беляк"

– Мы все здесь жили.

– Это не то что немцы напали когда-то на Советский Союз.

– Да, да.

– Немцы – чужие. Мы – свои. Мы защищаем свою землю от вас. Вы говорите: от нас. Ну ладно, удачи вам, Николай!

– Спасибо вам.

– И последнее. – Я повернулся к третьему пленному, который все это время сидел на кровати, внимательно слушая мой разговор со своими сослуживцами, и внешне выглядел гораздо лучше их. – Поговорю с вами. Как вас зовут?

– Пономарев Владислав Александрович.

Присев на край кровати раненого Николая Камня, я нечаянно придавил ему ногу, и он застонал. Я пересел на стул, любезно передвинутый ко мне поближе первым моим собеседником, Владиславом Рагульским. И его тезка – Владислав Пономарев – представился еще раз:

– Пономарев Владислав Александрович, 11 января 1990 года рождения.

Этот русский парень – с русской фамилией, в майке ВСУ – выглядел из всех троих пленных самым собранным и толковым – с умным, вдумчивым взглядом. И говорил сдержанно и рассудительно. Все время, пока я беседовал с его товарищами по несчастью, он терпеливо ожидал своей очереди. И было видно, что валяться на кровати этот парень не хотел. А вот его татуированный тезка – Рагульский – после разговора со мной снова лег, укрывшись одеялом, и всем своим видом показывал, что ему все еще нездоровится.

– Тысяча девятьсот девяностого года. У меня младший сын девяностого года. Вы ровесники. Как вы попали сюда?

– Так же, мобилизованный.

– Все мобилизованные?

– Да.

– Точно?

– Конечно.

– Когда мобилизовали?

– Пятого марта уже выехал в Старичи. Четвертого марта прошел медкомиссию, а пятого марта уже приехал в Старичи, на полигон. Побыл там до девятого марта и дальше поездом…

– В марте месяце какого года?

– Две тысячи двадцать второго.

– То есть тоже уже второй год воюете. Повезло всем, что живы.

– Ну да, в марте будет два года.

– В каком звании?

– Рядовой, солдат.

– И вы все рядовые? – обратился я к остальным пленным.

– Да, да…

– Конечно…

– И как вас призвали? Повестка? Или на улицах ловили?

– Нет, повестка. Тогда не ловили. Тогда и добровольцев много было. Раздавали и повестки. Пришел в военкомат, там очередь была чуть ли не на улицу.

– Люди хотели повоевать за родину?

– Да, и желающих, наверное, было много, я не знаю. Людей была просто тьма. Это в то время. Это сейчас уже пусто.

– А где родились?

– Родился я во Львовской области. Так как отец у меня был военным, кидали его по Союзу.

– Отец был советским военным?

– Да. Он был военным медиком. Его перекидывали из части в часть… Город Потсдам…

– Под Берлином?

– Да. Потом Львовская область… И через год после моего рождения уже переехали в Винницу. И с того времени уже проживал в Виннице. Поэтому говорю, что я из Винницы.

– А отец в каком звании?

– Подполковник.

– Он на пенсии?..

– Нет, он погиб в 1993 году. В автокатастрофе.

– Соболезную… А живете с мамой?

– Да.

– А есть жена?

– Была жена. Но развелись, еще в двадцатом году… Разошлись мы в двадцатом году, но официально решение суда было в мае двадцать первого.

– Дети есть?

– Да, есть ребенок. Она сейчас вместе с мамой в Германии проживает. После начала СВО они уехали в Германию. Дочь.

– Как зовут?

– Арина.

– О, хорошее имя! У меня тоже дочь Арина, младшая дочь. Вот видите, сын у меня ваш ровесник, и наши дочери носят одинаковые имена. Моя – 2007 года рождения.

– А моя – 2012-го.

– Вот видите! И мы – друг против друга, получается. Хотя все – русские люди. У вас даже фамилия чисто русская, и оказались-то вы на Украине, получается, совершенно случайно. А у меня, скажу вам, половина крови украинской… И мои предки по этой линии похоронены здесь – в Донбассе, в Запорожье и даже в Ровно. И вот такие судьбы!.. А ты, русский человек, сын советского офицера, сейчас в плену у Российской армии, как последователь украинского националиста Бандеры. И дай Бог, чтобы вернулся домой…

– Дай Бог! И дай Бог, чтобы закончилось это все! Уже на пределе все.

– Ну а как настроение у товарищей?

– Да никакое. Подавленное тоже. Все устали от лесной жизни. Это жизнь?..

– По двенадцать часов в наряд ходим, – подал голос со своей кровати лежачий Камень. – Каждые двенадцать часов…

– А вот ты сказал, Владислав, что, когда призывался два года назад, тогда очереди были в военкомат…

– Прямо на улице, да.

– А сейчас у людей есть желание воевать?

– Да никакого.

– Вас сколько человек в окопе было?

– Четверо.

– Еще командир был?

– Еще был командир. Был.

– Он погиб?

– Да.

– При штурме?

– Да.

– Как его звали?

– Рома.

– А фамилия?

– Озеров.

– Русский человек.

– Да.

– Тоже с русской фамилией. Дикость какая-то!.. Печально… Ну и что вы думали? Победите? Возьмете Донецк, я не знаю, Москву возьмете? Как ваши политики говорили.

– Какой Донецк?..

– По Красной площади пройдете.

– Какой Донецк, какой Крым?.. Сдерживать просто это все – приказ. Стоять.

– Ну а сколько сдерживать? Десять лет, двадцать? Война, она же должна закончиться. Победой кого-то. Или капитуляцией.

– Да…

– Ну а как иначе? Воюете, льете кровь, чужую и свою, погибает Озеров, погибает еще масса людей – друзей, знакомых, с кем выпивал, говорил о девках, я не знаю, о чем еще – о погоде, о природе, о футболе… И ради чего? Мы во время Второй мировой войны брали Берлин. И ваши предки вместе с нашими брали – сидели в одних окопах вместе русские и украинцы, как и сейчас. Цель была – взять Берлин. Ну и что вы? А какая у вас цель сейчас? Москву решили взять?

– Нет, конечно.

– Мы напали. У вас же так говорят? Русские напали.

– Вторглись, вторглись.

– Ну хорошо, вторглись. Вот я сказал твоему товарищу: вы много лет скакали. Во Львове, в Ровно, повсюду. Скакали, кричали: «Москаляку на гиляку!» – нас раздражали. Это нормально? И что нам было делать? Встать на колени перед вами? Ножи дать вам в руки, чтобы вы нас ими резали? Ветки указать, где бы вы нас вешали? А параллельно закупали оружие, ракеты… Клоун ваш стал тоже угрожать нам этими ракетами и НАТО. И все эти годы устраивали здесь, в Донбассе, сафари – убивали тех, кто здесь жил. Только за то, что они русские, но, в отличие от вас, русскими и хотели оставаться. А Украине нужно было просто оставаться нейтральной, какой