Читать книгу - "Особый отдел империи. История Заграничной агентуры российских спецслужб - Александр Николаевич Борисов"

агентов. Получаемые таким путем сведения весьма отрывочны, часто не верны, а иногда противоречат одно другому», — и констатировал: «Успешность одиночных розысков, особенно в чужой стране, одного или нескольких мелких агентов — без поддержки местной полиции и без руководства на самом месте действия развитого и разумного лица — почти невозможна». Баранов указывал, что «Париж — центр революции» и поэтому «главное наблюдение русской секретной политической агентуры должно быть сосредоточено там, т. е. в самой главной квартире обшей крамолы».

Находясь в столице Франции, Баранов пытался опереться на «нужных людей» и, по его словам, «не найдя таковых среди русских», обратился за содействием к парижскому префекту — главе столичной полиции Луи Андрие, который был вполне «расположен к русскому правительству». Установив с ним доверительные отношения, Баранов создает русскую секретную агентурную сеть при парижской префектуре. Практическое руководство ею было возложено на ближайшего помощника префекта Мерсье, сотрудника секретно-наблюдательной части парижской полиции, который по совместительству стал тайным агентом русской полиции и должен был обзавестись собственной агентурой. Он получил для этого от царского правительства около 20 300 франков. Общее руководство и наблюдение за деятельностью Мерсье взял на себя сам префект. «Андрие желает, — писал Баранов, — чтобы о характере организации русской агентуры в Париже и его участии в этом в России было известно лишь его императорскому величеству и главному начальнику Верховной распорядительной комиссии… Кроме того, Андрие желал бы, чтобы, если возможно, помимо проектируемой агентуры, в Париже не было агентов III Отделения…»

Глубина разочарования Баранова работой русской Заграничной агентуры была столь велика, что петербургский инспектор сделал наивную попытку наладить сыск с помощью людей, не говорящих по-русски и, естественно, не знавших российской революционной среды. По эти препятствия не смутили Баранова. В помощь Андрие, Мерсье и другим «месье» был нанят переводчиком за 150 франков в месяц бывший судебный следователь, студент Парижского университета Мурашко. Однако в июне 1880 года Баранов писал Лорис-Меликову: «Сознаю, что Мурашко не вполне то, что было бы нужно, но взять неоткуда, да и было бы рискованно искать нового переводчика». В Петербург полетели многочисленные донесения. Но попытка создания русской секретной агентурной сети в Париже с помощью французской полиции большого успеха не имела. Уже в сентябре 1880 года Баранов доложил Лорис-Меликову, что сведения, которые поступали от Мерсье, содержат «в себе мало интересного с правительственной точки зрения».

Баранов пришел к выводу, что Мерсье «сообщает весьма много подробностей, наблюдений за интимной стороной жизни в Париже русских нигилистов и отношениях между ними, но, никем не руководимый в своих наблюдениях, впадает в агентурную сплетню, столь мало идущую к делу». Поэтому руководство русского политического сыска вынуждено было отказаться от дальнейших услуг своих французских коллег. Неудача с созданием русской секретной агентуры при парижской префектуре, несмотря на негласное содействие ее префекта Аидрие, объяснялась также реорганизацией самой французской полиции и отсутствием «частых сношений и руководства» деятельностью Заграничной агентуры из Петербурга.

В докладе Лорис-Меликову от 22 августа 1880 года Баранов пытался обосновать «нерациональность системы действий» в организации заграничного агентурного сыска. Эта «система», по его мнению, не способствовала успеху розыскных мероприятий русской политической полиции за границей. Баранов предложил создать за рубежом «центр, в котором сосредоточивались бы все данные, сообщаемые иностранной агентурой, а равно и направление и руководство ее действиями». В начале 80-х годов центр русской Заграничной агентуры в Париже переместился на улицу Гренель, где размещалось русское посольство. «Оказавшись в безвыходном положении, правительство решило, хотя и временно, пойти по пути совершенно недопустимому, — писал Лурье в книге „Полицейские и провокаторы…", — оно поручило общее руководство политическим сыском во Франции дипломату — русскому посланнику в Париже князю Н. А. Орлову, сыну покойного главноуправляющего III Отделением и шефа жандармов А. Ф. Орлова».

Рост революционного движения в конце XIX века в России и усилившиеся в связи с этим преследования царским правительством революционных организаций ознаменовались значительным увеличением числа политических эмигрантов, бежавших из России в Западную Европу. По данным Департамента полиции, в различных странах Европы в это время насчитывалось до 20 тысяч политических эмигрантов самого различного толка, в том числе самых известных и самых активных теоретиков и практиков, сторонников и последователей терроризма.

За границей в 1869 году пребывал С. Г. Нечаев, который вскоре после убийства своего сотоварища Иванова вновь скрывался за рубежами России и только в 1872 году был выдан царским властям полицией Швейцарии.

Идеолог бланкистского направления в народничестве, давший первым теоретическое осмысление террора как средства политической борьбы, П.Н. Ткачев после выхода из тюрьмы по нечаевскому делу с места высыпки бежал за границу в 1873 году. Умер в психиатрической больнице в Париже.

С. М. Кравчинский эмигрировал из России в конце 1874 года, в 1875 году принял участие в восстании против турок в Герцеговине. За участие в восстании в Бе-невенто, организованном итальянскими анархистами, в апреле 1877 года был арестован, а в январе 1878 года амнистирован. В 1878 году вернулся в Россию и 4 августа того же года в Петербурге убил шефа жандармов Н. В. Мезенцева. В конце 1878 года покинул Россию навсегда. С 1884 года жил в Лондоне, где и погиб под колесами поезда.

Н. В. Чайковский, один из лидеров народнического кружка, получившего широкую известность под именем группы «чайковцев», в 1874 году эмигрировал в Европу, а затем в 1875 году перебрался в Америку. С 1880 года поселился в Лондоне, где стал одним из основателей Фонда вольной русской прессы.

Известный «чайковец» Н. А. Морозов в конце 1874 года уехал в Женеву, где сотрудничал в бакунинском «Работнике» и во «Вперед» П. Л. Лаврова, вступил в I Интернационал. При возвращении в Россию в 1875 году был арестован на границе. По окончании срока заключения вновь эмигрировал и вновь был арестован на границе при нелегальном возвращении в 1881 году. С 1918 года и до конца жизни — директор Научного института имени П.Ф.Лесгафта, почетный академик АН СССР.

Князь П. А. Кропоткин в 1876 году бежал за границу из мест заключения, во время перевода из Петропавловской крепости в Николаевский военный госпиталь. Жил в Англии, с 1877 года — в Швейцарии, где издавал газету «Le Revolte» («Бунтарь»), ставшую органом европейского анархизма. В 1881 году был вынужден перебраться во Францию. В 1883 году был осужден французским судом на 5 лет тюрьмы за пропаганду анархистских идей. В 1886 году амнистирован, поселился в Лондоне. Кропоткин являлся признанным теоретиком и идейным вождем русского и европейского анархизма.

X. О. Житловский, один из организаторов народовольческой группы в Витебске, эмигрировал