Читать книгу - "Исход Русской Армии генерала Врангеля из Крыма - Коллектив авторов -- История"

Прощай, Родина! Прощай, дорогая русская земля, политая нашей кровью и усеянная трупами наших родственников и друзей.

А. Голубинцев{270}

Донской офицерский резерв в Крыму{271}

Последний этап

Переговоры о мире с большевиками прерваны. Разложение в войсках началось, хотя эксцессов и не было. Фронт агонизировал. Положение тревожное. Кубанцы оставляли позиции и наводняли Адлер.

Утром 19 апреля 1920 года я посетил в Адлере кубанского атамана генерал-майора Букретова, он готовился к отплытию на пароходе в Батум с кубанскими юнкерами. Из штаба Донского корпуса получено сообщение, что завтра, 20 апреля, ожидаются транспорты для погрузки частей в Крым. Сообщение было неуверенное, а потому, на всякий случай, приходилось готовиться к худшему и искать выхода: или уходить в горы, или пробиваться в Турцию.

Утром 20-го, в 8 часов я отдал распоряжение 28-му, 29-му и 30-му конным полкам строиться и выступать на погрузку в хутор Веселый. Штаб бригады около 11 часов прибыл к месту погрузки. На рейде стояло несколько английских военных кораблей. Погрузка на военные суда уже началась. Большая часть казаков 29-го и 30-го конных полков и около половины 28-го полка погрузились на английские суда, а часть ушли в Грузию, не желая бросать лошадей. К вечеру погрузка закончилась, англичане забрали на суда всех пожелавших грузиться в Крым, и на другой день английские броненосцы «Кородок» и «Мальборо» доставили нас в Феодосию.

Здесь командир корпуса произвел смотр частям 4-го конного корпуса{272}, прибывшим в Крым. В Феодосии в последний раз в одном из лучших ресторанов города собрались на прощальном банкете все прибывшие в Крым господа офицеры Усть-Медведицкой конной бригады. Дня через два все донские части были из Феодосии погружены на русские пароходы «Вампуа» и другие и отправлены в Ак-Мечеть. Штаб 14-й бригады{273} расположился в деревне Тарпанчи. Согласно приказу по Донскому Войску, все части Донской армии переформировывались и сводились в Донской корпус в три дивизии (2 конных и 1 пешая).

21 мая Усть-Медведицкая конная бригада закончила свое существование. Казаки были отправлены в Саки, где происходило формирование Донских дивизий. Офицеры большей частью были зачислены в Донской офицерский резерв. Я не получил нового назначения и был причислен к офицерскому резерву. Вскоре я был приглашен донским атаманом генералом Богаевским по делам службы в его канцелярию, где атаман сообщил, что Главнокомандующий, генерал Врангель, запросил его, почему я не получил назначения, а потому не желаю ли я получить соответствующее назначение в Донском корпусе?

Я ответил, что устал, а потому предпочел бы отдохнуть некоторое время, а кроме того, я не считаю для себя возможным быть причиною отстранения кого-либо из лиц, уже получивших назначения, как мне известно, на те командные должности, на которые я мог бы претендовать.

Через несколько дней, получив двухмесячный заграничный отпуск, я уехал в Константинополь, надеясь там получить визу в Польшу, где у меня было недвижимое имущество, но визы не получил и возвратился в Крым. Положение в Крыму было нетвердым. Чувствовалась разруха. Я побывал в Севастополе, в штабе Главнокомандующего, там настроение было непонятно оптимистическое. Один из генералов Ставки мне сказал, что теперь у нас положение очень твердое. Перекоп обращен в настоящий Верден. По имеющимся же у меня, хотя и не проверенным, данным, на Перекопе укреплений почти не было.

Я послал на Перекоп сотника Щелконогова проверить этот «Верден». Возвратившийся офицер мне доложил, что по обе стороны шоссе, ведущего к Перекопу, построены проволочные заграждения в несколько рядов, приблизительно на полверсты в каждую сторону, а дальше протянут лишь один ряд проволоки, причем колья частью вывернуты и валяются на земле. Окопы запущены, обвалившиеся, мелкие и по своей конструкции самые примитивные и, как он выразился, «вроде тех, какие конница строила в Полесье». Лично я на Перекопе не был и потому ничего не могу добавить.

Что же касается тыла, то и здесь было далеко не благополучно. Коснусь лишь положения офицеров Донского офицерского резерва, расположенного в Евпатории. Материально офицер был обеспечен настолько плохо, что были случаи самоубийства на почве голода. Особенно тяжело было положение рядового офицерства. Офицеры были раздеты, многие без сапог. Денег почти не получали, что заставляло офицера продавать последние вещи, толкаясь на базаре среди всякого сброда. Я, например, видел в карауле на посту офицера с винтовкой, в опорках и почти в одном белье (капитан Добронравов). После повторного случая самоубийства приезжал начальник штаба Войска Донского генерал Алексеев{274}. Офицерам выдали аванс по семи тысяч рублей, но затем удержали из жалованья. Чему равнялся этот аванс, можно судить по тому, что приблизительно около этого времени газета стоила 500 рублей, а обед в плохой кухмистерской — около 5000 рублей, пятикопеечный шоколад — 700 рублей. Дабы не умереть с голоду, офицеры принуждены были образовывать артели грузчиков и работать на пристани, конкурируя с портовыми рабочими. В последнее время у офицеров были отняты денщики, и зачастую приходилось видеть офицера на базаре с камсой в руках или стоящего в очередях за хлебом у булочных и т. п. Все это, конечно, отражалось на моральном состоянии офицера.

Ниже я привожу письмо одного офицера, отправлявшегося с партизанским отрядом полковника Назарова{275}. Отряд имел задачу прорваться на Дон и поднять там восстание. Этому начальнику партизанского отряда, к слову сказать, никто не верил, но бежали из резерва куда угодно, лишь бы уйти и вырваться из этого унижающего чувство офицерского достоинства состояния в резерве.

Ближайшему начальству, по-видимому, трудно было разобраться в душевном состоянии офицера, поставленного волею судеб в исключительно трудные, небывалые и неслыханные условия. Не понимали офицеров, а если не понимали, то и не могли ничего сделать. Неужели 500–600 офицеров были непосильным бременем для Войска и ничего нельзя было сделать? А нужно было так мало — накормить и одеть. Как иллюстрацию к вышесказанному привожу полученное мною письмо от подъесаула Козловцева:

«Ваше Превосходительство! Убывая из резерва