Читать книгу - "Вьетнамский кошмар - Брэд Брекк"

Мы последовали за каким-то парнем на «Хонде» и подъехали к похожему на склад строению. Парень подсказал нам подняться на один пролёт по лестнице и свернуть к большой двери. Взору открылась самая большая конюшня для шлюх, какое я когда-либо видел: на вскидку, там было не меньше 30 девок. И все в прозрачном белье.

— На часок? — спросила мамасан.

— Да, старая, — сказал я, — но сначала мы бы хотели посмотреть на девчонок.

Они развалились на плетёных креслах и вяло отмахивались веерами от чёрных мух, роящихся над головой. Некоторые в опиумном дурмане лежали на холодном каменном полу, глядя в потолок застывшими глазами.

Мы переходили от одной к другой и перебрасывались словами.

— Откуда ты, сладкая? А? Кан Тхо? У меня двоюродный брат жил в Кан Тхо. У него там был бар. Пока партизаны его не взорвали. Тогда он уехал в Бангкок. Последний раз я слышал, что он в Париже: он прислал открытку мне с левого берега…

Тётки хихикали и улыбались, как всегда. Я вернулся к одной изящной девушке с широкой улыбкой и погладил её по смуглой коже.

— Я тебе нравлюсь?

— Да-а-а…

— Хочешь меня?

— Ещё бы!

Я отдал хозяйке 300 пиастров, и девушка пошла за мной в дальнюю кабинку.

Для вьетнамки у неё была большая грудь. Точно. Большая и отвислая, с коричневыми сосками размером с долларовую монету. Она задвинула занавеску, быстро скинула одежду и стала меня раздевать.

— Дать-пососать? — спросила она и улыбнулась.

— Не понял…

— Хочешь, я дать и пососать? Я хорошо сосать…

— Нет, — засмеялся я. — Не надо мне сосать, даже если ты способна втянуть в себя через соломинку мячик от гольфа. Я хочу простого нежного траха.

— Ты сначала дать мне сосать, ладно? Я хорошо сосать, милый!

— Нет, нет, нет. Я просто хочу перепихнуться. Трахнуться. Ты получишь настоящую шишку. На губах твоих появится улыбка, а в глазах будут стоять слёзы. Ложись и раздвинь ноги. Я тебе покажу, я высажу твои грёбаные мозги, гарантирую!

— Хокай, хокай…

У меня мелькнула мысль, а что если она из Вьет Конга? Я слышал байки о том, как вьетнамские проститутки, симпатизирующие Фронту Национального освобождения, вставляли в вагины бритвенные лезвия и шинковали пенисы джи-ай в капусту. Я решил, что она не такая. Я знал, что это враки. Мне не приходилось разговаривать с людьми, которые сталкивались бы с подобной практикой в борделях Сайгона. Я даже не слышал о таких людях.

Когда я вышел, Тид сидел на стуле.

— Хороша баба? — спросил я.

— Мммм…неплохая, Брекк. Пожалуй, шестёрка по 10-балльной шкале, но какая же она худая — как будто трахаешь мешок с козьими рогами и при этом танцуешь на острие лезвия. Никогда не знаешь, что там в манде у этих блядей…

— Понятно.

— Наверное, пора возвращаться к капитану Ли, — предложил я.

Мы подобрали Ли в джип на улице Нгуен-Хюэ, возле здания ЮСПАО.

— Где вас носило? — спросил он. — Всех сайгонских тёлок перебрали?

— Мы не такие дураки, сэр. Да наши члены отвалились бы… — сказал Тид.

— Не знаю, как вы вообще могли так о нас подумать, сэр. Мы с Тидом сама невинность! К тому же я католик. Мальчиком я прислуживал в церкви! Мы храним себя для брака! Мы не ищем проституток, ради всего святого! Мы не занимаемся этим ни в борделях, ни на задних сиденьях машин. Ведь это смертный грех… — ёрничал я.

— Ну ладно, думаю, вы хорошие ребята, морально устойчивые. А теперь назад, в Кат Лай. Сайгон действует мне на нервы…

Жизнь в Кат Лай плавно перетекла в долгое жаркое лето. Боевых действий у 199-ой бригады было немного, поэтому писать нам было особо не о чем. А без ежедневных развозов прессы, которые так досаждали мне в ЮСАРВ, мне стало нестерпимо скучно, и все мои помыслы обратились к тому дню, когда я навсегда покину Вьетнам.

Мы часто ходили на боевые задания, но редко вступали в контакт с противником. Носили мы всё, что хотели. По сравнению с ЮСАРВ, наш внешний вид дегенерировал в какой-то маскарад.

Умора!

Раз в неделю я ходил в местную парикмахерскую. Не то чтоб мне нравилась стрижка. Вовсе нет. Но просто вместе со стрижкой я получал расслабляющий 15-минутный массаж головы — всё за 25 центов. Отдыхая и думая о доме, я мог бы просидеть в кресле цирюльника весь день.

В Кат Лай рядом с нами располагался батальон пехоты, в который входила механизированная рота и отряды глубинной разведки; кроме того, был ещё десантный батальон южновьетнамской армии — мы поддерживали его в боевых операциях. Вьетнамские солдаты жили по соседству и питались в нашей столовой.

В 199-ую бригаду входили ещё два пехотных батальона — в Нха Бе и Бинь Чане — оба к югу от Сайгона, в пределах его досягаемости.

Почти каждый вечер мимо нашей палатки проходили дозорные патрули, отправляясь из Кат Лай на боевые задания. Чаще всего в это время ливмя лили муссонные дожди. Люди скользили по грязи, сгибались под тяжестью рюкзаков, винтовок, пулемётов и патронных лент, крест-накрест болтающихся на груди, а ветер трепал их плащ-палатки. Глядя, как длинные зелёные цепи сливаются с дождём и туманом, мы радовались, что не шагаем с ними в одном строю. Такая скверная погода не годилась для войны.

В расположении у нас был открытый кинотеатр, но каждый вечер лил такой сильный дождь, что мы почти не ходили туда. Один раз я пошёл и увидел комедию: господин Джон Уэйн исполнял главную роль в глупом фильме о зелёных беретах.

После работы мы пили пиво и писали письма. Больше делать было нечего. Спали мы на старых заплесневелых брезентовых койках. Я положил на койку надувной матрац, а сверху плащ-палатку. Но я купил амулет — тигриный коготь — и носил его на шее, и каждый раз, как я переворачивался на живот, коготь делал в матраце дырку. Скоро мне надоело латать прорехи, и я матрац выбросил.

Коготь тигра — красивая вещь в золотой оправе. Вьетнам — одна из немногих стран, где ещё живут тигры, поэтому бизнес по поставке тигриных когтей и зубов на украшения процветал, несмотря на войну.

А, может быть, и благодаря ей…

У нас была убогая душевая кабинка. Через 10 минут после душа ты всё равно был весь в поту. В кабинке был деревянный пол, три стенки и крыша с дыркой — всё из старых гнилых досок. На крыше над дыркой помещалась 200-литровая бочка из-под керосина, сбоку к кабинке притулилась шаткая лестница. Если хотел принять душ, нужно было наполнить две 20-литровые канистры холодной водой у столовой, притащить их к кабинке, взобраться на лестницу, вылить воду в бочку, слезть с лестницы, раздеться и встать под бочку.

Дно бочки было усеяно ржавыми дырками, и нужно было поспешать намылиться и смыть пену, пока не кончилась вода.

Всякий раз, совершая этот ритуал, я ещё только намыливался, когда 10 галлонов воды подходили к концу. Поэтому голому, в одних ботинках, мне приходилось мчаться назад к столовой и тащить новую порцию в 40 литров, чтобы закончить омовение.