Читать книгу - "Смерти смотрели в лицо - Виктор Васильевич Шутов"

Пошел вдоль стены ко второй двери, закрытой на замок. Не легче ли открыть здесь? Увидел в стене гвоздь, расшатал его. Приладился к замку; долго ковырялся в нем, превозмогая боль в руках, и, не веря самому себе, почувствовал, как дверь подалась и открылась.

Вошел во вторую комнату-камеру. И там дверь оказалась на замке. Шведов возвратился назад, взял прут. Из последних сил поддел замок и сорвал его. Предчувствие свободы прибавило энергии, будто появилось второе дыхание. Засунул за пояс ботинки, вышел в коридор, миновав два окна, подошел к третьему — разбитому. За ним лежала куча мусора. Перевалился через подоконник и очутился во дворе. Ползком добрался до кукурузы. Поднялся и пошел к газопроводу. Тяжело ступая босыми ногами, побрел вдоль труб на Рутченково. Неожиданно сзади раздался трпот, он упал на землю. В сгустившихся сумерках невдалеке проехал конный патруль...

В десять часов вечера Шведов пришел к соседке Дьяковых Альбине Кнышенко.

Шеф тайной полиции воспринял сообщение о побеге Шведова как прямое попадание снаряда в его кабинет. Ему недоставало еще этого! На фронте неясность, командование вообще не сообщает о прорыве, а его люди доносят о невероятной мясорубке на передовой. Навалилась адская сила, все перемалывает, и фронт фактически дрогнул. А тут — побег руководителя партизанского отряда, орудовавшего под носом у полевой полиции и СД.

Майснер приказал расстрелять охранника и погнать казачью сотню на фронт. Но часовой, обнаружив исчезновение арестованного, сам сбежал. Полицаикомиссар так и решил, что они ушли вместе. Он издал секретный приказ и разослал во все команды округа «Донбасс». В приказе говорилось: «Главный руководитель банд в Сталинской области и округе Шведов Александр родился в 1911 году в Сталино, называет себя также Гаври-ленко Александром, сбежал из тюрьмы в Сталино в ночь с 19 на 20 августа 1943 года. Описание личности: среднего роста, стройный, густые темно-русые волосы. Особые приметы: на левой стороне верхней челюсти у него золотые зубы. На кистях возможны следы наручников. Суставы рук распухли от кандалов. Просим принять меры энергичного розыска и использовать при этом все возможности, в случае успеха немедленно сообщить 721-й группе тайной полевой полиции».

Майснер собрал всех, кто вел следствие по группе арестованных подпольщиков:

— Секретный циркуляр передан также абвергруппе и СД,— сказал он.— Мы приняли все меры к поимке. Но часть бандитов у нас.

— Надо немедленно уничтожить их, господин полицайкомиссар, — проговорил глухо Лебах.

Майснер посмотрел в сторону старшего следователя. Он был в душе солидарен с юристом. У Лебаха высокий покатый лоб и короткий широкий нос бульдога, как у Гиммлера, срезанный подбородок, а на самой макушке кучка волос. Однако шеф ответил:

— Это мы всегда успеем сделать. Если узнают о побеге Шведова арестованные, то станут отрицать показания Новикова.

— Разрешите, господин полицайкомиссар? — подал голос руководитель штабной команды тайной полиции Кубияк, человек с маленьким лицом, узким лбом и лысой головой. Острый нос его от частых попоек посинел, а голос охрип.

Кубияк лет на двадцать старше Майснера, до тридцать четвертого года работал в криминальной полиции, а потом стал доносчиком и чиновником гестапо. Его серые бездушные глаза все видели и примечали, хотя казалось, он ко всему безразличен. В его узком лбу всегда отыскивался такой подлый ход, что даже испытанные палачи удивлялись и завидовали ему. Это и выдвинуло Кубияка на большой пост в тайной полиции.

- Да,— ответил шеф, кивнув руководителю штабной команды.

— Я предлагаю следующее,— сказал Кубияк.— Для арестованных Шведов не бежал, а мы его отпустили, так как он во всем сознался. Сейчас ходит по городу, устанавливает связи с участниками подполья и выдает их; его жена и Новиков на очной ставке опознают арестованных. Это надо вдалбливать на допросах каждому арестованному. Новиков об этом должен говорить на очных ставках.

— Новиков уже говорит то, что предлагает Кубияк,— отозвался с раздражением Брандт.— Но главаря нет, и вряд ли он снова будет в наших руках.

Майснер гневно посмотрел на следователя. В это время поднялся Потёмин.

— Разрешите, господин полицайкомиссар? — сказал он.— В день ареста у Шведова отобрали дамские золотые часы. Это часы его жены. Разрешите использовать их для выхода на мать Шведова. Я уверен, он далеко не ушел.

— Действуйте,— согласился Майснер.— И вы, Кубияк, подали превосходную мысль. Она требует маленького дополнения. Необходимо, чтобы в эту версию поверили не только арестованные. Дайте возможность некоторым из них передавать записки родственникам. Направьте камерного агента к тому из родственников, к кому первому попадет записка о предательстве Шведова. Пусть агент подтвердит версию. На этот раз вы-стрел будет наверняка. А с этими продолжайте работу.

Потёмин отправился на Смолянку. Вера Борисовна, увидев невысокого хмурого человека в солдатской форме, схватила на руки младшего внука, а старший спрятался за нее, уцепившись за юбку.

— Вы не бойтесь меня,— заговорил нежданный гость на чистейшем русском языке.— Я ищу вашего Сашу. Мы друзья. Скажите, где он?

— Уже два года, как на фронте,— ответила Шведова.

— Вы мне не верите? — спросил Потёмин.— Я — Александр из Куйбышева. Скажите ему, что я приходил.

— Мой сын на фронте,— повторила старуха. Потёмин полез в карман и достал маленькие золотые часы. Вера Борисовна узнала их, но, чтобы не выдать своего волнения, обратилась к малышу:

— Сиди спокойно, детка. Сейчас дядя уйдет и я покормлю тебя. Потерпи...

Провокатор, еле сдерживая себя, спрятал часы в карман. Покинул двор, не попрощавшись...

Камера номер шесть на втором этаже. В ней человек сорок пять. Кроме двух жуликов, все — политические. Ночью откуда-то повылазили крысы и бегали по спящим людям. Утром Костя Беленко осмотрелся: стены до половины красные от клопов.

На допрос Беленко повели на первый этаж. В небольшой комнате за столом сидел немец. Но спросил он по-русски:

— Где машинка? Где приемник и Виктор?

— Никакой машинки, приемника и Виктора знать не знаю,—ответил подпольщик.

— А может, подумаете?

— В самом деле, я ничего не знаю.

— Пеняйте