Читать книгу - "Трибунал для героев - Вячеслав Звягинцев"

3. В октябре 1944 года АЛАФУЗОВ, с ведома ГАЛЛЕРА и КУЗНЕЦОВА, но без разрешения Правительства СССР, передал английской военной миссии образец высотной торпеды 45–36 АВА в полном комплекте.

4. В период 1943–1944 г.г. СТЕПАНОВ, с согласия ГАЛЛЕРА, но без разрешения Правительства СССP, передал английской и американской военным миссиям документацию по 130 мм. 2-х орудийной башенной установке Б-2-ЛМ, 130 мм. установке Б-13-Н серии, 100 мм 56 калибров длиною одноорудийной палубной универсальной установке Б-34 и схемы ПУС «Москва».

5. В период 1943–1944 г.г. АЛАФУЗОВ И СТЕПАНОВ передали английской и американской военным миссиям много карт, которые не имели отношения к ведению морских операций английского и американского флотов в наших водах. В частности била передана СТЕПАНОВЫМ американской военной миссии без разрешения Правительства СССР секретная карта побережья Камчатки.

Кроме того, расследованием установлено, что в ноябре 1944 года АЛАФУЗОВ, организуя с ведома КУЗНЕЦОВА осмотр сотрудниками английской военной миссии захваченной ВМФ немецкой подводной лодки, превысив свою власть, самовольно, без разрешения Правительства СССР, разрешил англичанам подробно ознакомиться с обнаруженными в лодке акустическими немецкими торпедами».[420]

Сразу отметим, что все обвинения в передаче иностранцам «секретной» военно-технической информации о торпедах высокого торпедометания, артиллерийском вооружении, некоторых других видах вооружения и навигационных картах, были шиты белыми нитками. Никто почему-то не вспомнил, что сведения эти передавались с благословения самого вождя, на условиях взаимного обмена информацией с союзниками, а главное — на правовой основе. Соглашение об обмене информацией о вооружениях было достигнуто с англичанами еще в сентябре 1942 года. С американцами — чуть позже. Тем не менее, в условиях развернутой кампании по борьбе с «раболепством», об этом все, как по команде, запамятовали.

По каждому факту передачи союзникам военно-технической документации или образцов военной техники нарком ВМФ Н. Кузнецов докладывал в годы войны Верховному. Тот давал добро. Но устно. Союзники тоже делились о нами информацией о своих вооружениях. Причем, в ряде случаев — более ценной. Однако, спустя годы, вождь предпочел обо всем этом «забыть». Ведь письменных свидетельств не было. Правда, как отмечал в своем очерке С. Зонин, из опубликованной позже переписки Сталина и Черчилля видно, что Сталин в 1944 г. дал согласие на передачу англичанам трофейной акустической торпеды.[421]Однако и этот факт следователи облекли в обвинительную форму.

Основной же упор они сделали на преступной, по их мнению, передаче союзникам секретной торпеды «45–36 АВА» и документации к ней.

Л. Галлер, защищаясь, обоснованно утверждал, что в прошедшей «войне она использовалась в ограниченных размерах и в войне будущего, безусловно, использована не будет». Однако, это не возымело воздействия. Следствие проигнорировало даже показания вызванных по просьбе Галлера свидетелей Н. Шибаева и В. Егорова. Последние, как и предполагал Галлер, подтвердили обоснованность и целесообразность передачи торпеды союзникам и заявили, что вместо переданных образцов и документации в то время было уже разработано более совершенное и перспективное вооружение. Контр-адмирал Шибаев,[422]к тому же добавил, что сама торпеда не являлась секретной. Определенный интерес для иностранцев могли представлять парашюты, на которых она сбрасывалась. Но еще в 1942 году шесть торпед вместе с этими парашютами попали в руки фашистов после оставления Севастополя. Это обстоятельство также учитывалось при передаче вооружения союзникам.

Однако в основу обвинения положили все же донос Алферова, подкрепив его заключениями экспертов из НИИ и управлений военно-морского ведомства, которые поступились своей совестью и честью из-за страха возможных репрессий. А, возможно, и ведомственных интересов — они боялись признать, что вооружение, которым интересовались следователи, устарело и давно не является «самым лучшим в мире».

19 декабря 1947 года Сталин, согласившись с выводами следователей Главной военной прокуратуры о том, что сотрудничество адмиралов с бывшими союзниками ослабило оборонную мощь СССР, подписал постановление о предании суду бывших руководителей Военно-Морского флота.

«Суд чести» был назначен на 12 января 1948 года под председательством маршала Л. А. Говорова. Состав суда министр Вооруженных сил Н.А. Булгалин согласовал со Сталиным, а затем объявил своим приказом, поручив расправу над адмиралами заслуженным военачальникам — начальнику академии Генштаба генералу армии В.А. Захарову, начальнику Главного управления кадров генерал-полковнику Ф.И. Голикову, адмиралам П.С. Абанъкину, Н.М. Харламову, Г.И. Левченко.[423]Седьмой — наиболее одиозная фигура — начальник политуправления ВМФ вице-адмирал Н.М. Кулаков представлял в одном лице и судью, и общественного обвинителя.

Нетрудно заметить, что «суд чести» образца 1948 года представлял из себя модернизированный вариант «специального судебного присутствия», судившего в 1937 году М. Тухачевского и других военачальников. Идея такого судилища очень понравилась вождю — разбирать дела своих же сослуживцев, делая одновременно выводы для себя.

Актовый зал Главного морского штаба был переполнен. Маршал Л. Говоров объявил заседание открытым:

— Рассмотрению подлежит дело по обвинению Кузнецова, Галлера, Алафузова и Степанова в совершении антигосударственных и антипартийных поступков…

Пока еще поступков. Но по мере того, как Н. Харламов зачитывал обвинительное заключение, присутствующим становилось все более ясным, что дело намного серьезнее. Это подтверждалось и тональностью вопросов, которые судьи-обвинители стали задавать Л. Галлеру. Лев Михайлович внешне был спокоен, отвечал неторопливо и обстоятельно.

Особенно свирепствовали Н. Кулаков и бывший бездарный руководитель военной разведки Ф. Голиков. Последний, задавая вопросы, почти визжал от натуги:

— Адмирал Галлер, вы признаете, что передали иностранцам авиационную торпеду и чертежи артиллерийского вооружения без разрешения Советского правительства?

— Нет, я не могу этого признать.[424]

При допросах же Алафузова и Степанова главный акцент судьям рекомендовали сделать на «фактах», якобы, свидетельствовавших о их «раболепстве» и «угодничестве», поскольку за что-то другое зацепиться просто не было оснований.