Читать книгу - "Хаос. Отступление? - Хью Хауи"

Он мог бы написать другую библию – завет Исаака, сына Авраамова.

И тогда отец покинул своего сына, заставив его раньше времени стать мужчиной и провести свой народ через тяжелые времена.

И тогда сын был покинут теми, кого он любил, – отцом, и блудницей, и ГОСПОДОМ своим Богом.

И тогда сын повел свой народ и притворился, что внимает голосу, который он больше не мог слышать.

И люди были стадом, и сын был лжецом, и стали они плодиться и размножаться.

Он скоро умрет, и его правда умрет вместе с ним. Его дети, внуки и правнуки все те, кто родился после падения неба, которые слишком молоды, чтобы оплакивать электричество или домашний туалет, и слишком доверчивы, чтобы ставить под сомнение его версию прошлого, – именно они построят будущее, которого Исаак никогда не увидит. На этой неделе он отметит свой день рождения, и Дети устроят для него празднование, с торжествами и ликованием, и Исаак будет делать вид, что ему это нравится, но он понимает, что праздники – это бальзамирование прошлого. Празднование дня рождения своего спасителя одновременно служит приглашением в могилу; возможно, всем было бы не так неловко, если бы Исаак сделал так, как сделали его предки, и отошел в область воспоминаний.

Он не станет их за это бранить. Каждый человек в конечном счете Моисей, лишенный доступа к будущей земле обетованной. Ну что ж. Когда писец заканчивает чтение, Исаак говорит ему, что он отвратительно выполнил свою задачу, что он больше не будет использоваться на этой работе, что Бог определил ему место на пастбище, где у него согнется спина, сгорит кожа, а вонь от коровьего дерьма он будет ощущать при каждом вдохе и глотке, и когда мальчишка с жалким видом удалился, пытаясь изобразить, будто он радуется Божьей воле, Исаак позволяет себе улыбнуться.

* * *

– Ну что? – Странный человек излучает нетерпение, словно плохой актер; короткие пальцы барабанят по деревянной ноге; губы скривились, обнажая гнилые зубы. – Так что теперь будет?

– Минуточку, я думаю, – говорит Исаак, стряхивая с себя апатию, и он действительно думает – думает о том, кто, где и что дальше?

Исаак думает о том, что теперь это происходит все чаще, когда его окутывают облака амнезии, скрывающие переход от настоящего к будущему.

Исаак думает о том, что Бог, наконец, вернулся к нему, что в этих затененных пространствах Бог снова с ним разговаривает, так что Исааку нужно только научиться его слышать.

У него есть свои хитрости. Он знает, как надо наблюдать и где искать подсказки. Это помещение – его собственная комната, основное жилое пространство в маленькой хижине, в которой он живет с той поры, когда дети рискнули выйти из своего убежища и вернуться к земле. Спустившись с горы, дети Авраама заняли дома, покинутые поколением мертвых. Они похоронили в огородах разлагающиеся тела и поселились в кирпичных двухэтажных и фермерских домах. Но это было лишь временным решением. Старый мир прогнил, сказал им Исаак. Жить в окружении его роскоши было слишком рискованно, так что в течение нескольких десятилетий они валили деревья, готовили балки и возводили свои собственные дома.

Исаак сидит в кресле, взятом из убежища – с простой деревянной рамой и изношенным сиденьем, – в кресле, которым он пользуется уже шестьдесят лет. Незнакомец с проплешиной и круглым носом ерзает на своем узком стуле и ворчит: «Да или нет, папа?», и его черты становятся печально знакомыми. Исаак кивает своему старшему сыну, догадываясь, что да. Судя по злому взгляду на лице Иосифа, он ответил правильно.

Иосиф – старший сын Исаака и предполагаемый наследник. К несчастью, он также идиот.

По правде говоря, новые поколения отличаются глупостью. Эти дети падения неба устояли перед законами природы, но не выдержали всего остального, связанного с медленным, неспешным темпом своей жизни. Хотя и смутно, Исаак все же помнит скорости прежнего мира: пальцы скользят по клавиатуре, глаза перескакивают от одного окна к другому. Он помнит крошечных людей, скачущих по экрану с гранатометами, карманные вселенные, рождающиеся и умирающие за стеклом. Он помнит, как самым важным казалось то, что будет потом, как всегда было что-то «потом» – на экране и не на экране, как даже в самые длинные, скучные часы что-то всегда претендовало на его внимание. А эти новые дети – все они дети, независимо от того, насколько их состарили лучи солнца и работа в поле, – могут часами наблюдать, как облака медленно ползут по небу или белка грызет орех. Исаак однажды наблюдал, как девочка, уже достаточно взрослая, чтобы выйти замуж, целый час следила за черным дроздом, который перемещался с ветки на ветку, и в конце концов уничтожил колонию червей. Они невзыскательны, эти дети нового мира. Исаак руководит ими, но никогда полностью их не поймет.

А вот Иосиф как раз чрезвычайно требователен. Старший сын по рождению, он был соответствующим образом воспитан его матерью, причем оба они настолько тупы, что не способны это заметить.

– Я все же думаю, что нам стоит или бросить их волкам, или немного с ними позабавиться, – говорит он сейчас. Хотя Исаак пропустил вопрос, речь явно идет о том загоне, где они содержат скитальцев, которые случайно пересекли границу. Их судьба полностью зависит от прихоти Исаака. В зависимости от настроения он либо даст им аудиенцию и, возможно, предоставит убежище, либо без долгих церемоний вернет в ту пустыню, откуда они пришли. Иосиф ненавидит пришельцев из принципа. В молодости – до тех пор, пока Исаак об этом не узнал и не прикрыл лавочку, – мальчишка устраивал гладиаторские игры, в ходе которых один скиталец сходился с другим в смертельной схватке; и это в первые дни, когда уцелевшие после катастрофы, истощенные от голода, полуживые, плакали от одного вида человеческого лица. Этот старший сын Исаака – он даже не тупица. Он просто скотина.

Исаак пытается его любить, как пытается любить Фому, который моложе и способнее, но иногда ему кажется, что он истратил весь запас своей любви на первое поколение Детей. Он любил их достаточно, чтобы их спасти, или любил их потому, что спас, и больше всего любил тех, кто его покинул, по собственной воле или расставшись с жизнью, поскольку если конец мира чему-то его научил, так это тому, что самые драгоценными являются вещи, которые легче всего потерять, и наоборот.

Он пытается любить своих сыновей, но больше всего ему нравится, как мало они любят друг друга, и прежде всего Иаков и Исав, отчаянно цепляющиеся за мимолетную привязанность Отца. Все, что происходит, происходило и раньше; Бог заботится об этом, и Исаак пользуется его однозначностью. Он уже был Ноем и Авраамом, и даже Исааком, и все это выдержал. Выживание и успех зависят не только от того, чтобы распознать смысл чужого рассказа и строго следовать сценарию. А в этой истории, истории сыновей, дело вовсе не в любви; главное – это отцовство и руководство, главное – это долг крови и сыновнее послушание, главное – что он Отец, а они его сыновья, и когда-нибудь его Дети станут их Детьми. Когда-нибудь он уйдет, и хотя винить в этом следует только Бога, трудно не порицать за это сыновей, которые останутся.