Читать книгу - "Сторож брата моего - Тим Пауэрс"

хоть и близнецами, но неполнородными братьями. Несколько претенциозно, но почему бы и нет.

— Вы ведь держитесь в кармане за пистолет, правда? Если надумаете воспользоваться им — я вас заранее прощаю.

На самом деле Эмили уже вынула пистолет из кармана и держала его под столом нацеленным на своего собеседника; Страж встал, обошел хозяйку и остановился с другой стороны от нее. У нее оставался еще один, пожалуй, самый главный вопрос или, вернее, утверждение, но она решила подождать с ним.

— Вы как-то сказали, что ваша повязка — это всего лишь формальность, — сказала она. — Но насколько я понимаю, вы, губертианцы, на самом деле удаляли себе один глаз.

Он тяжело вздохнул и покачал головой.

— Некогда мы были чуть ли не религиозным орденом. Это епитимья. «Если же глаз твой соблазняет тебя, вырви его и брось от себя», как сказано в Евангелии от Матфея. — Он легонько хлопнул пальцами по повязке, прикрывавшей его левый глаз. — Теперь это всего лишь нравоучительное напоминание о принципе.

— Временами вы старательно соблюдаете эту традицию. Сейчас, например. Но временами поднимаете повязку.

Он предостерегающе нахмурился и отчетливо произнес:

— Чтобы лучше видеть.

— «Ибо лучше для тебя, чтобы погиб один из членов твоих, а не все тело твое было ввержено в геенну», — продолжила Эмили ту же цитату из Матфея. Ее рука твердо сжимала под столом рукоять пистолета. — Это не просто традиция, и это как-то связано с нашими бедами. И вы все еще должны мне один факт — ради моего брата.

Керзон растопырил пальцы на обеих руках и немного помолчал, как будто с сожалением отталкивал что-то от себя.

— Я бы сказал: ради вас. — Он еще раз вздохнул и продолжил: — Что это значит, дитя? Это связано с параллаксом. У вервольфов два глаза, и…

— У всех по два глаза. У собак, змей, рыб.

— И это обусловлено необходимостью, — продолжил он, будто не слыша ее слов, — потому что иначе не получится превращения. Согласно Парацельсу, для того чтобы смертный мог — самовольно! — выйти за пределы своего естества, не будучи призванным богом, он прежде всего должен находиться в этом естестве, полностью воспринимая его размеры. Если он вознамерился выйти за пределы, ему необходима опора. Одноглазый же человек видит только два измерения, как будто смотрит на плоскую картинку, и поэтому не в состоянии осуществить изменение. — Он откинулся на спинку стула и потер глаза. — Разговоры о том, что это часто случается в полнолуние — чистая правда, но дело здесь лишь в том, что в такие ночи хорошо видно. Причина этого не луна, а ярость.

— Превращения. — Эмили глубоко вздохнула. — Вы сами — вервольф.

Керзон уронил руки на стол. Его худое лицо перекосилось, голос сделался хриплым.

— Да, и у меня один глаз закрыт. Вам не угрожает от меня никакая опасность. Но я… — Он легонько пристукнул кулаком по столу. — Я не должен был стать тем, кто я есть! Мы… да, сознательно!.. отвергли ликантропию много веков назад, и эта склонность была успешно вытравлена из нас, так что накладки, закрывающие глаз, стали, как вы отметили, простой формальностью.

Огонь камина пылал не сильно, так что Эмили отнюдь не было жарко в пальто, но на лбу Керзона высыпали обильные капли пота.

— Но я открыл, — сказал он, — что во мне пробудился атавизм.

Эмили кашлянула, прочищая горло, а потом произнесла:

— Открыли?

— Прощайте, мисс Эмили Бронте! К сожалению, я вынужден признаться вам во всей правде. Я… действительно убил свою невесту, в этом не может быть сомнений. — Большие руки Керзона, лежавшие на столе, сжимались в кулаки и опять разжимались, и каждое слово давалось ему с видимым болезненным усилием. — Ее брат ни за что не соглашался, чтобы она вышла замуж за католика; однажды вечером, шесть месяцев назад, — за ночь до того, как вы нашли меня на вересковой пустоши, — я был на ужине в их поместье близ Аллертона и снял повязку с глаза. Ее брат напился допьяна и разбил о мою голову масляную лампу. Масло вспыхнуло, меня охватил огонь… и кровь из разбитой головы, и, возможно, сотрясение мозга… а вот зрение оставалось в полном порядке.

Он на несколько секунд умолк.

— Я очнулся, — продолжил он, — минут через пять и обнаружил, что стою перед домом — под балконом башни. — Он откинулся на спинку стула и в упор посмотрел на Эмили, и в его взгляде было столько неприкрытой боли, что она отвела глаза.

— Маделин лежала, мертвая, у моих ног на камне, которым вымощен двор; травмы у нее были только от падения, а не…

Не от зубов или когтей, мысленно закончила Эмили и кивнула.

— Но, судя по всему, я погнался за нею, она попыталась спастись от чудовища, спрыгнула с балкона и разбилась… Я убежал в темноте в Аллертон, городок в миле оттуда, где снимал комнату, и на рассвете оказался возле Понден-кирк, и намеревался вонзить диоскуры себе в сердце. Но там я встретился с… одним из сородичей, ведь можно так сказать? У меня были при себе диоскуры…

Он взял бутылку и наполнил стакан виски.

— Брата Маделин нашли… растерзанным в клочья. На следствии слуги рассказали, что видели, как после криков и грохота по лестнице сбежала какая-то тварь, похожая на волка, а я… я утверждал, что сам был пьян и ничего не помню. — Он поднес стакан к губам, а когда поставил его, там оставалась лишь половина. — Расследование затянулось, но все слуги были трезвыми благопристойными людьми и не путались в показаниях, да и раны на теле брата нисколько не походили на нанесенные ножом или топором. — Он пожал плечами. — Волки в Западном Йоркшире.

Это было отвратительно — неизмеримо хуже того, что он сказал Эмили сегодня днем: «мисс Маделин Ата, которая была моей невестой. Она… она упала с башни своего фамильного дома…» — но теперь она нашла в себе силы произнести то, что не сказала тогда:

— Я сожалею.

Керзон встал со стула.

— Вы тревожите меня, мисс Эмили. — Он помолчал немного. — Состояние вашего брата можно контролировать. Не допускайте параллакса — сделайте для него повязку на глаз, а когда он будет без нее, забирайте у него очки. Постарайтесь убедить его ввести в привычку закрывать один глаз. Каждый день переводите его через проточную воду.

Он подошел к письменному столу, и Эмили услышала, как что-то чуть слышно звякнуло, а потом перо заскрипело по бумаге. Когда он выпрямился и повернулся, Эмили увидела, что он держит в руке маленькую карточку и помахивает ей, чтобы высохли