Читать книгу - "Сумерки вампиров. Мифы и правда о вампиризме - Павел Горьковский"

Кровь — источник жизни и вместилище души, с древнейших времен использовалась не только в магических, но и в культовых целях, особая роль отводилась ей в обрядах жертвоприношений, роль жертвы в которых исполнял сам человек. Археологи и этнографы зафиксировали множество материальных свидетельств кровавых культов в культурах различных, изолированных друг от друга народов: от кочевых племен африканских пустынь до цивилизованного Вавилона, до Мезоамерики[6], от образованного и многолюдного Рима до уединенных, малозаселенных горных плато Тибета. Без упоминания о кровавых жертвенных культах рассказ о значении крови в архаических обществах вышел бы неполным.

По мнению этнографов, обычай приносить человеческие жертвы восходит к периоду формирования оседлых, сельскохозяйственных культур — так называемой неолитической революции: у большинства племен человеческая жертва считалась исключительным средством общения с божеством, к ней прибегали только во время сильных неурожаев, эпидемий или иных угрожающих событий. Следы древнейшего человеческого жертвоприношения были обнаружены группой археологов во главе с Жаком Ренолем в окрестностях столицы Судана — города Хартум и датируются 3700–3400 годами до нашей эры[7].

Некоторые религии требовали от своих адептов регулярно приносить обильные человеческие жертвы с целью поддерживать привычный, естественный ход вещей: восход солнца, смену сезонов. Наиболее ярко эта тенденция проявилась в поздних культах, в первую очередь у ацтеков. Их жестокосердые боги, подобно вампирам и вурдалакам, питались кровью — лишь свежая, дымящаяся человеческая кровь, пролитая жрецами с соблюдением множества ритуальных правил, могла гарантировать индейцам покой благополучие. Конкистадоров ужасал размах и бессмысленность кровавых гекатомб — в религиозные праздники каменные площадки пирамид орошались кровью нескольких тысяч человек!

Живого человека укладывали на выпуклом камне, вскрывали грудную клетку обсидиановым ножом и вырывали бьющееся сердце. Использование острого, но крайне хрупкого ножа требовало от жреца навыков, отточенных до автоматизма, — от него требовалось снять тонкий слой кожи, отделить голову, кисти рук и ступни, вынуть из скелета берцовые кости и отделить нижнюю челюсть от черепа. Мышечную ткань скармливали диким животным, а черепа выставляли напоказ на шестах цомпантли. В особых случаях части тел и внутренностей поедали в ритуальных целях.

С приходом на континент испанцев и ростом их влияния католическая церковь запретила и жестоко пресекала подобную практику. Но добиться повсеместного исполнения предписания оказалось сверхсложной задачей — для самих индейцев участие в акте жертвоприношения было великой честью, обреченных пожертвовать свои трепещущие сердца божественной славе, избавляли от мук, предварительно опоив галлюциногенными напитками. Местная знать, жрецы и высшие правители тоже изнуряли себя ритуальными кровопусканиями, которые далеко не всегда предполагали смертельный исход, но могли вызывать перемещенные состояния сознания, связанные с массированной кровопотерей. Известно несколько типов инструментов для извлечения крови: рыбьи кости, кремневые и обсидиановые ножи, проколки из нефрита, шипы и листья растений, срезы морских раковин. Специальный ритуал — например, долгое блуждание по сложному лабиринту — способствовал толкованию видений как странствий в мир духов или высших сущностей.

Один из самых экзотичных ритуалов кровопускания получил распространение в классическом периоде майя — VI–IX веках. Изначально обряд практиковался преимущественно женщинами: правительницы майя протыкали язык толстым шипом и пропускали через отверстия специальный ворсистый шнур. Затем эстафету кровавого обряда приняли мужчины — представители одного рода собирались в храме и протыкали шипом половые органы, как указывают древние тексты, «поперек и сбоку», затем сквозь кровоточащие отверстия протаскивали длинный шнур. Таким образом, все сородичи оказывались нанизанными на пропитанную общей кровью единую веревку — символ пуповины всеобщей матери, изначально связывавшей божественных предков и земных правителей. Изображения подобных ритуальных веревок появляются на ольмекских алтарях уже в I тыс. до н. э., а небесным воплощением материнской пуповины индейцы считали Млечный путь[8].

Эхо кровавых традиций: излюбленным героем индейцев, принявших католичество, стал святой великомученик Себастьян. Его традиционно изображали привязанным к столбу, истыканным стрелами, с телом, залитым потоками крови, стекавшими прямо на землю, точно так же, как происходило с добровольными жертвами во время одного из обрядов ритуального кровопускания. Католическим священнослужителям пришлось подвергать изображения святого жесткой цензуре, чтобы избегнуть появления в них языческой символики. Современная религия потомков коренного населения латиноамериканского континента, которых насчитывается около 6,1 миллиона человек, — причудливый симбиоз христианства, традиционных индейских верований и заимствований из культурных традиций африканцев, переселенных сюда европейскими колонизаторами. Многие из них сохранили традиционные представления о мрачном загробном мире — аналоге христианского ада. Дорога души в загробный мир пролегает через три реки, наполненные скорпионами, кровью и гноем. Затем душе придется блуждать в темной и опасной пещере, коридоры которой изгибаются, подобно телу гигантской змеи, и подвергаться жестоким пыткам, чтобы окончательно разлучиться с телом.

За многие тысячи километров от Мезоамерики, на территории современной Индии, практиковали сходные ритуалы жертвоприношения с извлечением из тела бьющегося сердца и обязательным пролитием крови. Жертвы посвящали «черной богине» Кали — грозной, гневливой и разрушительной ипостаси супруги индуистского бога Шивы. Темноликая, облаченная в шкуру пантеры, украшенная ожерельем из человеческих черепов, могущественная богиня могла защитить от злобных демонов тех, кому покровительствовала, но за благосклонность богини требовалось заплатить кровавыми жертвами. На классических изображениях у грозной Кали несколько пар рук — в одной она сжимает отрубленную человеческую голову, а в других держит меч для защиты верноподданных и ритуальный нож — кхадгу, — который использовали для расчленения жертв. Ее бесконечно длинные волосы готовы окутать мир черным занавесом смерти, длинный язык свисает из разверстого рта, и жертвенная кровь струится по нему непрерывным потоком, приближая конец кальпы — момент, когда черная богиня восторжествует, а день смешается с ночью, знаменуя конец времен[9].